Высота одиночества - Татьяна Минаева

— Она родилась семимесячной, Володя. Крохотная. Совсем малышка. Ей нужна была я. Я должна была быть с ней рядом. Я должна была оберегать её, а ты… Ты не побоялся сказать мне, что мой ребенок умер. Но не смог сказать, что он жив. — Алла резко поднялась на ноги и, глубоко вдохнув, шумно выдохнула. Повернулась к Владимиру, так и сидящему на диване со своими мрачными мыслями. — Ты сегодня же расскажешь Ринате правду.

— Нет.

— Что значит «нет»?! Опять боишься?

— Я расскажу ей после Олимпиады. Девочка должна выступить и… — слова его прервал громкий надсадный смех Аллы.

— Ты хоть слышишь себя?! Олимпиада? Володя… Какая Олимпиада?! Или даже теперь Олимпиада для тебя важнее собственного ребенка?! Жизнь тебя ничему не учит, Бердников! Ты сегодня же расскажешь Ринате правду! — Она приблизилась к нему и прямо посмотрела в глаза. — Иначе я разрушу твою жизнь.

Взгляд ее был наполнен непоколебимой решимостью. Она походила на подстреленную волчицу, которая из последних сил бьётся за своих детенышей. Этот взгляд он видел только один раз. Много-много лед назад, когда сказал ей, что необходимо сделать аборт.

— А ты подумай о ней.

— О ней я постоянно думаю!

— Для Ринаты лед — это единственная страсть, Алла! И ты хочешь лишить её золота? Ты знаешь, какая у неё подвижная психика, думаешь, она доедет до Ванкувера, узнав правду?

— Мы не знаем, как она поведет себя.

— Наверняка не знаем, — согласился Владимир. — Но я больше чем уверен, что сезон на этом для нее завершится. Поэтому давай подождём окончания Олимпийских игр, и я все ей расскажу. Обещаю тебе.

— Сразу после окончания, — проговорила она.

— Да, — уверенно кивнул Владимир.

Алла, даже не взглянув в его сторону, взяла с дивана сумку и вышла, тихо прикрыв за собой дверь кабинета. Мужчина, которого она любила много лет, оказался даже хуже, чем она могла когда-либо предположить. Он, словно беспощадное пламя, прошелся по ее жизни, оставляя за собой лишь обгорелые остовы радости, счастья, ее планов и мечтаний. Горькое непонимание смешалось с холодной пустотой, так долго заполнявшей огромную часть ее души. Будь проклята эта Олимпиада в Лиллехаммере! Будь прокляты все Олимпиады на свете, все медали и соревнования! Голова нещадно болела, к горлу подкатывал тошнотворный ком, но Алла упрямо выстукивала каблуками ровную дробь шагов. Чувства заворачивались в ней маленькими смертоносными ураганными вихрями, соединялись воедино, сталкивались и распадались. Сердце требовало, немедля больше ни минуты, рассказать Рине все, что она теперь знала, но разумом Алла понимала, что на этот раз Бердников прав. Месяц… Всего лишь месяц…

Москва, декабрь 2013 года

Перелёт был долгим, еда в самолете — отвратительной, но, несмотря ни на что, Игорь чувствовал, что ему удалось проветрить голову. Короткий перерыв в бесконечных баталиях с Ринатой помог ему собраться с мыслями и набраться сил для дальнейших схваток. Их, впрочем, он намеревался по возможности избегать. Нравится Рине есть себя поедом — пускай. На какое-то время он оставит ее в покое, а дальше… Дальше будет видно.

Сунув ключ в замочную скважину, он провернул его и толкнул дверь. В квартире стояла тишина — такая, какая бывает там, где никого нет. Она как будто бы зависла в воздухе, сделав его густым и пыльным. Неприятное предчувствие закралось в душу, обдало едва успокоившиеся нервы вспыхнувшим раздражением. И как он не подумал раньше? Бегство — лучший способ решения проблем, по крайней мере, в извращенном понимании его ненормальной партнерши. Игорь швырнул чемодан, и тот глухо стукнулся ручкой о стену. Пальто полетело на тахту, накрытую покрывалом в индийском стиле, скинутые ботинки остались возле двери. Он сделал несколько шагов к спальне, но остановился, едва не столкнувшись с растрепанной и какой-то взбудораженной Риной. Одернув край футболки, она посмотрела на него и нахмурилась. Губы ее сжались, крылья носа дрогнули. Раздражение Игоря еще не отступило, и от этого он выглядел так, словно его застали врасплох.

— Можешь валить обратно, — бросила Рината без особого энтузиазма и почесала бедро. — Мне и без тебя неплохо.

— Могу и свалить, — отозвался он, окинул ее многозначительным взглядом, развернулся и пошел к входной двери.

— Эй! — полетело ему вдогонку с отчетливым негодованием.

Через мгновение Игорь почувствовал, как в его локоть впиваются тонкие, но цепкие, словно когти, пальцы. Рината дернула его с такой силой, что он от неожиданности покачнулся, но этого ей, очевидно, оказалось недостаточно.

— Никуда ты не пойдешь! — заявила она, толкая его ладонью в грудь.

Игорь сдался. За прошедшие три дня она, похоже, растеряла и последние крупицы чувства юмора, и остатки здравого смысла.

Глядя в ее полные возмущения глаза, он с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться в голос, но когда она, толкнув его еще раз, прижалась к нему всем своим хрупким, теплым телом, стало вовсе не до смеха. Руки его как-то сами собой опустились на ее маленькие округлые ягодицы, тонкий хлопок футболки скомкался под пальцами. От нее пахло свежестью, кофе и барбарисками, а губы, настойчивые и требовательные, так и напрашивались на самые непристойные поцелуи. Отказывать себе в этом Игорь не стал. Язык его скользнул в ее рот, столкнулся с ее языком, пальцы впились в нежность кожи. Протяжно и вульгарно застонав ему в губы, она закрыла глаза и откинула голову, настаивая на продолжение ласк. И пропади все пропадом! Она стала его персональной черной дырой, засасывающей волю, убеждения и прежние идеалы. Его странная принцесса мрачного подземелья…

Спустив ее трусики, он позволил им упасть к тонким щиколоткам и сам снял с себя свитер. Рината тут же осыпала его грудь мелкими влажными поцелуями, едва не мурлыча от удовольствия, погладила живот и занялась пряжкой ремня. Ее волосы щекотали его руки и подбородок, прикосновения губ заставляли делать глубокие, шумные вдохи. Тело Рины под его ладонями было гибким и сильным, и он, желая видеть ее, едва не разодрал футболку в клочья. Оставшись обнаженной, она сделала шаг назад и улыбнулась. Зная, как он любит смотреть на нее, она давала ему насладиться зрелищем. Маленькая высокая грудь, тонкие руки с хрупкими запястьями и узкими кистями, невозможно длинные ноги, гладкий треугольник чувственной женственности. Он рассматривал ее неспешно, наслаждаясь тем, что предстало ему, разогревая желание, и без того струящееся по их венам единым потоком. Руки его не двигались, но Ринате казалось, что он ощупывает ее, изучает, трогает нагло и с полным осознанием того, что имеет на это право. На губах его появилась довольная ухмылка, но Рина не собиралась оставаться послушной добычей. Тряхнув головой, она провела пальцами от шеи до груди и, словно невзначай, пропустила их сквозь тяжелую волну волос. Игорь смотрел на нее неотрывно, и каждое ее движение порождало в его зрачках все новые и новые языки пламени. Она играла с огнем и знала это, и когда он, не сдержавшись, пересек одним широким шагом разделяющее их расстояние, была готова гореть вместе с ним…