Дитя Всех святых. Цикламор - Жан-Франсуа Намьяс

– В Компьене. Его чуть не захватили вместе с Девственницей.

– Еду туда!

– Будьте осторожны! Это грозный противник.

Берзениус сделал шаг и сморщился от боли.

– Он это уже доказал…

– Я знаю, каков он, мэтр Берзениус, и не собираюсь недооценивать его. Потому-то я и буду победителем.

Адам вышел из особняка Порк-Эпик и направился во дворец Сент-Поль. Он хотел уехать немедленно, но ему требовалось для этого разрешение регента. А разрешения он не получил. Бедфорд не хотел, чтобы сир де Сомбреном покидал Париж. Адам гораздо нужнее регенту в столице, а не в армии при Компьене. Поэтому вплоть до новых распоряжений Адам останется здесь, среди офицеров гарнизона.

Адам де Сомбреном вышел из дворца в бешенстве и поднялся на городские стены, чтобы выплеснуть свою ярость потоком брани. Но, в конце концов, успокоился и даже улыбнулся… К чему такое нетерпение? Война продлится еще долго, и когда-нибудь, он был в этом уверен, судьба пошлет ему навстречу рыцаря с золотым цикламором на лазурном щите!

На Иоаннов день Анн по-прежнему оставался в Компьене и, когда настала ночь, не смог удержаться: поднялся на крепостные стены, чтобы поразмышлять. Там его встретил мягкий ветерок. Однако молодой человек знал, что прохладное дуновение принесет ему только ностальгию. Год назад он приходил в эти места, чтобы познать счастье; нынче его ожидало свидание лишь с горечью, тоской и одиночеством.

Под его ногами расстилался черный лес, такой манящий в эту первую летнюю ночь, но строго заповеданный ему. Повсеместно по-прежнему шли яростные бои с англичанами. Обойдя город кругом, Анн мог видеть огни их биваков, по-военному выстроенные рядами. Унылая замена традиционным праздничным кострам. Ни музыки, ни песен, ни смеха. Только хор лягушек звучал в ночи, да порой примешивался к нему собачий лай.

Анн напряг слух. Ему вдруг почудилось, что сквозь разноголосое тявканье донесся вой волка. Впечатление было недолгим. Наверняка он ослышался, но этого оказалось достаточно, чтобы к нему вернулся призрак Отсутствующей…

Боже, до чего же он любит Теодору! У него дрожали ноги, дыхания не хватало. Он видел ее – там, сидящей на зубце, как в Куссоне, когда она притворялась Альенорой Заморской. Слышал ее голос, шепчущий прямо в ухо: «Я – „волчья дама“, былая хозяйка Куссона. Я – Теодора. Двести лет я жду вас…»

Но Теодоры здесь нет, Теодора не придет, потому что кругом война. Где-то она сейчас? В каком лесу, в каком логове? Какой стае дарована благословенная радость принять ее? И надолго ли?.. В сердце Анна медленно поднялось отчаяние, и стало наполнять собой ночь…

В свете одного из английских костров угадывалась Уаза. Где-то там усадьба Лекюрель. Несколько дней назад Анн сражался в ее окрестностях и обнаружил, что она захвачена врагом. Что же стало с Сабиной? Неужели их с Изидором соединила смерть? Молодой человек снова вспомнил, как она принимала их обоих, когда они только-только приехали из армии. Вспомнил ее милую улыбку, которая их ослепила…

Две четы образовались тогда, для счастья и для несчастья. Год назад… Какая радость озаряла лицо Изидора, когда Анн встретил его 15 августа, близ Нонетты, в том несостоявшемся бою! Именно этот образ он должен сохранить, а не тот, другой, не белые губы, говорившие о Земле обетованной…

Об этой несостоявшейся битве, о бесконечном ожидании на жаре, в пыли, Анн сохранил и другое воспоминание: белый стяг, которым размахивали англичане, стяг с надписью: «Пусть только явится красотка»… Девственница тоже пропала. Где она, «красотка»? Где Жанна, добрая дочь Лотарингии, Лазурная Дева? Прекрасная эпопея закончилась в двух шагах отсюда. Что с ней будет, с этой девушкой, его ровесницей, в руках безжалостного врага?

Анн должен был признаться себе: впервые в жизни он остался в полном одиночестве. Валуа, дорогой его сердцу край, приютивший столько любви – он сам с Теодорой, Изидор с Сабиной, Франсуа с Розой де Флёрен, – превратился в бесплодную пустыню. Теодоры нет, Сабина исчезла, Изидор погиб, да и Франсуа, не ответивший на его письмо, наверняка тоже умер.

Если бы, по крайней мере, вокруг Анна были крестьяне Невиля, веселые и отважные товарищи, Филиппина со своим заразительным смехом, умный, авторитетный отец Сильвестр! Но нет, Анн сражается среди безвестных солдат, которые остались бы безразличны, если бы он погиб на их глазах…

На церкви Святого Иакова прозвонило полночь. Размышления Анна стали еще мучительней. Он осознал, что его жизнь попросту безысходна.

Сейчас он воюет, а потом – куда ему податься? В Невиль-о-Буа, что было бы естественнее всего? Никогда! Он почувствовал это еще в Сюлли-сюр-Луар: большая пустая постель и немые вопросы об отсутствующей супруге будут ему нестерпимы. В Орту? Конечно, общество Виргилио, открытые ими совместно чудеса латинской культуры представляли большой соблазн… Но сможет ли Анн существовать рядом с островом, рядом с Кастеллино, не умирая от тоски? И, разумеется, он не поедет ни в Вивре, ни в Куссон. Для чего? Для того чтобы увидеть, как новый владелец щеголяет его гербом?

Что же ему тогда остается? Крестовый поход или какая-нибудь авантюра в этом же роде? Но время крестовых походов, равно как и эпоха странствующих рыцарей, миновали, и Анн прекрасно знал это.

В сущности, нормальная жизнь для него закончилась утром в Страстную пятницу 1427 года, когда он заметил белый силуэт в водопаде Куссона. До этого он изучал латынь, греческий и военное дело. Был хорошим учеником, готовился стать превосходным рыцарем, который достойно занял бы свое место в роду Вивре… Всего этого никогда не случится.

Хотя он вроде бы достойно вышел из испытания, став Невилем вместо Вивре, но это всего лишь видимость. На самом деле он – только муж Теодоры. Взяв в жены «волчью даму», Анн дошел до предела своих мечтаний, но это же бесповоротно отдалило его от людей. Он не более чем муж Теодоры, а Теодоры здесь нет. Быть может, она ушла навсегда.

Анн спустился со стен Компьеня. Увы, вывод напрашивался сам собой: единственный путь для него – это смерть. Лучше всего найти доблестную гибель в бою, как Изидор. Его похоронят на невильском кладбище в доспехах, со щитом на груди – золотой цикламор на лазоревом поле, – и этим все будет сказано.

***

Мрачное желание Анна чуть не осуществилось. Несколько дней спустя состоялась обычная вылазка на берег Уазы, почти в том самом месте, где была захвачена Жанна. После нескольких стычек французы отступили, сохраняя боевой порядок, поскольку несчастье 24 мая их сделало осторожными. Анн уже возвращался в город, когда на него налетел сбоку какой-то вражеский рыцарь, на которого молодой человек поначалу не обратил внимания. Анн получил сильнейший удар по шлему, но был, по счастью, спасен другим рыцарем.

От этого удара у него в течение некоторого времени оставалась огромная шишка на лбу, но, что важнее, он сделал одно неприятное открытие: все произошло по его собственной вине! Впервые он проявил рассеянность в бою, и, если бы не чудесное вмешательство того рыцаря, его бы уже захватили в плен или убили. Затем Анн вынужден был признать: дело не исправилось. После Иоанновой ночи он сражался уже не так, как прежде. Утратив свой неотразимый напор, сир де Невиль стал неуверенным, иногда неточным, а порой даже неловким…