Дитя Всех святых. Цикламор - Жан-Франсуа Намьяс

В противостоянии с англо-бургундцами последнее слово осталось за защитниками Компьеня. 28 октября пришедшее на подмогу войско маршала де Буссака освободило их. Но Анн по этому случаю попал в большую переделку. При подходе маршала жители города сделали вылазку, чтобы оказать ему поддержку, и в схватке один из противников своим боевым цепом выбил у Анна правый меч. Конь этого рыцаря почти в тот же момент был убит стрелой, но если бы не эта случайность, один Бог знает, что могло бы произойти! Вернувшись в город, Анн был обеспокоен сильнее, чем когда-либо…

Следуя принятому решению, он остался в Компьене, где нуждались в рыцарях. Устроился в доме у одного горожанина, среди спокойного семейства. Здесь ему немного полегчало. Но этот относительный душевный покой был нарушен известием об участи Жанны д'Арк. Как и другие, с задержкой на несколько недель, Анн следил за всеми этапами ее крестного пути.

Жан Люксембургский, командовавший англо-бургундскими войсками, осаждавшими Компьень, не слишком сетовал на вмешательство маршала де Буссака. Вынужденный снять осаду, он теперь мог посвятить все свое время гораздо более важному делу: судьбе важной пленницы.

Он перевел Жанну, заключенную неподалеку от Компьеня, сперва в Аррас, потом в Кротуа. Каждая новая темница была надежнее предыдущей.

Наибольшую расторопность с самого начала проявил епископ Кошон. Он собрал выкуп в десять тысяч ливров – сумма внушительная – и понуждал скорее принять ее. Но Жан Люксембургский решил не торопиться. Быть может, Карл VII, который еще никак не проявил себя, предложит больше. Однако король хранил молчание; он ни гроша не предложил за ту, что возложила на его голову корону. В конце концов, Жан Люксембургский решил заключить сделку с Кошоном и англичанами.

15 декабря 1430 года Пьер Кошон сполна выплатил десять тысяч ливров. Поскольку Жанна была захвачена в его епархии, Бедфорд решил, что ему и надлежит судить ее. Но так как Бове находился в руках французов, процесс предполагали перенести в Руан. Поэтому Жанну из Кротуа перевезли в столицу Нормандии.

Ее поместили в застенок, в очень суровые условия, и следствие началось. Оно длилось почти бесконечно. Строго говоря, обвинить Жанну было не в чем, и епископ со своими приспешниками ломал голову, под каким же предлогом ее осудить. Так прошла вся зима, а потом и весна, пока не измыслили, наконец, главный пункт обвинения: девушка носила мужское платье, что могло сойти за преступление в глазах инквизиции.

Эпилог этой истории поведал жителям Компьеня сам Реньо де Шартр. Жирный архиепископ Реймский действительно побывал на месте событий и охотно, если не сказать с удовольствием, сообщил новость. Это произошло во время мессы в честь праздника Тела Господня, которую отслужил сам архиепископ. 30 мая 1431 года Девственница была сожжена на площади Старого рынка в Руане, а пепел ее брошен в Сену, чтобы народ не превратил его в реликвию.

Он добавил потрясенной пастве:

– Если Жанна была захвачена, то лишь из-за собственного своеволия. Ее обуревала гордыня и страсть к богатым нарядам.

И продолжил в том же духе, говоря, что нельзя терять надежду, что скоро найдется кто-нибудь другой, кто заменит ее…

Возмущение, которое почувствовал Анн, сначала даже возобладало над болью. Как мог Карл VII допустить подобную гнусность? Так могли поступить дурные советники, но не сам король Франции! Никогда с начала времен не видывали столь чудовищной неблагодарности! И этому человеку он должен служить и дальше? Анн обязан сражаться за страну, но отныне будет делать это без радости, только из чувства долга.

А затем гнев уступил место печали. Анн стал думать, какой это ужас – быть сожженной заживо, погибнуть в языках пламени, пожирающих твое девятнадцатилетнее тело. Он преклонил колена и больше не слышал слов архиепископа, продолжавшего свои разглагольствования. Закрыв глаза, Анн де Невиль молился за несчастную Жанну-Деву…

***

Отправив Жанну на костер, англичане добились того, чего хотели. Если они при посредстве епископа Кошона и его подручных уготовили ей такую казнь, то не просто из жестокости. В самом деле, колдунью надлежало сжечь, иначе все впустую. Ведь даже заточенная пожизненно Девственница могла руководить войсками из темницы с помощью своего колдовства; даже казненная и погребенная в освященной земле, могла бы действовать просто силой своей души. Теперь же больше нечего было опасаться, ибо, как сказано в Писании, разрушение тела огнем окончательно уничтожает человеческое существо.

Но зато приходилось опасаться реакции французского народа, особенно в Париже. Поэтому англичане и их союзники бургундцы приняли величайшие меры предосторожности, прежде чем объявить новость в столице. И сделали это с большой помпой, призвав к себе на помощь высочайшие церковные власти.

4 июля 1431 года, в праздник Святого Мартена летнего, в аббатстве Сен-Мартен-де-Шан состоялось официальное обнародование приговора Жанне д'Арк. Произвел его сам Великий Инквизитор, доминиканец Граверан. Весь Париж собрался там, чтобы посмотреть и послушать, как он, в черно-белом одеянии, произносит свою ужасную речь.

– С полным правом эта колдунья была предана огню. Уже в тринадцать лет стала она рядиться в мужское платье. Отцу с матерью надлежало бы умертвить ее тогда, если бы сие не было грехом. Потому-то она и покинула их, одержимая духами преисподней, и жила с тех пор убийством христиан, питаясь огнем и кровию, вплоть до того дня, когда была сожжена. Ее демоны являлись ей в трех разных обличьях: святого Михаила, святой Екатерины и святой Маргариты.

Великий Инквизитор продолжал множить доказательства дьявольской природы Девы: к ней приносили детей, чтобы она воскрешала их, а в последнее Рождество она трижды получила причастие!

Стоя среди толпы, что теснилась на улице Сен-Мартен перед аббатством в этот душный июльский день, Рено Сент-Обен невольно бросал вокруг себя встревоженные взгляды. Он впервые вышел наружу с тех пор, как укрылся в обители Дочерей Божьих. Об этом просила его мать Мария-Магдалина, которая хотела узнать об участи Девственницы. Рено жил за монастырскими стенами уже более полутора лет, и англичане наверняка забыли про него, но все же приходилось быть осторожным.

Теперь Рено Сент-Обену исполнилось шестнадцать. Он по-прежнему походил на ангелочка, хотя выпавшие на его долю испытания уничтожили всю наивность его взгляда. У Дочерей Божьих он жил затворником, в отдельной келье, куда имела доступ только мать Мария-Магдалина. Порой мальчик задумывался: почему ради него она нарушила монастырский устав? Быть может, в память о Сидуане Флорантене, о котором настоятельница всегда вспоминала с теплотой? Если только не из-за того, что он – сын королевы…

В любом случае мать настоятельница была женщиной весьма ученой и с большим успехом наставляла его в вопросах веры. Скоро он станет священником и начнет совершать богослужения тайно, не покидая обители, а позже, когда англичане уйдут из Парижа, – в каком-нибудь приходе столицы.

Но когда же, наконец, англичане покинут столицу? Рено Сент-Обен возмущенно слушал Великого Инквизитора. Этот человек, говоривший так категорично, лгал. Хотя и носил всеми почитаемое одеяние святого Доминика. Епископ Кошон отправил на смерть неповинную, а ведь он посвящен в сан самим архиепископом во время священнейшей из церемоний! И в этот миг Рено Сент-Обен понял, что Церковь не свободна ни от одного из мирских пороков, ибо состоит только из людей, и его первой задачей будет вернуть ее на прямой путь.