Тьма - Глен Кук

– Я сама могу предупредить тебя о чем угодно, мошенник!

Точнее употребленное ею слово означало на нюень бао и «мошенника» и «фигляра», причем в превосходной степени, и по звучанию весьма походило на один из терминов, соответствовавших понятию «жрец». Ножа бы такой подход к делу порадовал. Меня он удивил.

До сих пор матушка Гота относилась к Дою с куда большим почтением, нежели ко всем остальным. С ним она считалась. Теперь же они бранились, как дети.

Правда, у меня сложилось впечатление, что содержание перебранки не имело отношения к истинной природе их размолвки. Но понаблюдать за всем этим было весьма любопытно.

Тай Дэй воспользовался кратким перерывом в их разговоре, чтобы указать и той и другому, что они позволяют себе ссориться на глазах у Костяных Воинов, один из которых владеет языком нюень бао. Дой тут же смекнул что к чему, прикрыл пасть и решил пойти прогуляться.

– Надеюсь, какой-нибудь не в меру нервный солдатик не подстрелит его в темноте – ненароком, – поинтересовался я.

Тай Дэй потащился следом за дядюшкой.

Оставшись без собеседников, Гота приумолкла. Она явно была не прочь насесть на меня, но, видимо, решила, что хоть я и ее зять, прежде всего являюсь Солдатом Тьмы. И вообще, родом не из нюень бао, стало быть, ниже меня разве что земляные черви.

Однако я и сам был не против маленькой перебранки: какого хрена меня разбудили раньше времени?

– Все это довольно забавно, – громко промолвил я.

Матушка Гота, брызжа слюной и что-то лопоча, удалилась во тьму.

– Эй, – спросил я, обращаясь невесть к кому. – Кто-нибудь слышал о созвездии под названием Аркан? Какие-нибудь легенды или хоть что-то?

Никто не отозвался. Этого и следовало ожидать.

На протяжении нескольких следующих дней я задавал тот же вопрос кому ни попадя и всегда получал один и тот же ответ. Похоже, даже Нарайян Сингх, которому следовало бы знать все обо всех удавках на свете, ничего не мог сказать на сей счет. Во всяком случае, Госпоже не удалось вытянуть из живого святого Обманников что-либо вразумительное.

Так или иначе, ему предстояло превратиться из живого святого в живого мученика. Впереди его ожидал лишь безжалостный ужас.

* * *

Убедившись, что Врата Теней держатся, я не спеша вернулся в свой бункер. Казалось, будто Знамя излучает силу. Видимо, там происходило нечто заслуживающее внимания, и мне следовало сходить к Костоправу, что я и собирался сделать, как только хоть чуток заживет ляжка и удастся малость соснуть.

Родственнички особой проблемы не представляли – никто из них так и не вернулся в наш паршивый бункер. Наслаждаться каменным полом и вонью предстояло мне одному. Едва положив голову на жесткое изголовье, я уснул.

Некоторое время я спал по-настоящему. И наверняка видел обычные сны, хотя ни одного из них не запомнил. Потом мой дух каким-то необъяснимым образом отсоединился от тела. Каким именно, я не понимал, но главное, что это не стоило мне особых усилий. Поначалу я и не порывался никуда двигаться самостоятельно и позволил волнам нести меня куда придется.

Затем я поднялся ввысь, что потребовало некоторого напряжения воли. Мне захотелось как следует разглядеть созвездие, приведшее в такое возбуждение матушку Готу. Для этого мне пришлось подняться довольно высоко. И оставалось неясным, как можно было разглядеть это скопление звезд от Врат Теней.

Впрочем, это не особо меня волновало. На какое-то время мое внимание привлекла равнина камней: что-то вроде бледного света появилось там, где только что был виден лишь сгусток тьмы. Хотя это могло мне и показаться.

Сам не знаю почему, я не отправился туда и не стал ничего проверять. Хотя я впоследствии не мог понять, по какой причине. Скорее всего, я обленился настолько, что не хотел действовать даже тогда, когда для этого только и требовалось, что подумать. Искать Могабу и Гоблина мне тоже не захотелось, и, в конечном итоге, я решил наведаться к Душелову. Возможно, она уже пришла в себя настолько, чтобы начать злиться, строить козни, а то и выкинуть какой-нибудь интересный финт.

А может быть, она просто улеглась спать.

Так оно и было – Душелов просто спала под деревьями, все ветви которых были усеяны воронами, словно они собрались со всего света оберегать ее сон.

Надо думать, пташки не голодали. Земля под деревьями была покрыта пометом. Под деревьями шныряли Тени, сожалея о том, что вороны не спускаются к ним поиграть.

Подражая Тени, я нырнул в пещеру Душелова. Ее ограждали чары, не пропускавшие губительные сгустки тьмы, но я имел иную природу и потому смог попасть внутрь.

Душелов спала. Часто ли с ней случалось такое? А вот Дщерь Ночи бодрствовала. И, будучи особой чувствительной, ощутила мое присутствие.

– Мать, – пробормотала она, привстав на ложе из сосновых иголок.

Душелов спала чутко. Едва заслышав звук, она встрепенулась, словно в ожидании опасности. Сестра Госпожи была в маске, являвшейся ее отличительным знаком в прошлые времена. В последнее время она по большей части обходилась без нее, хотя я редко видел Душелова на публике. И никогда во плоти.

Эта женщина походила на Госпожу, хотя обладала чертами еще более тонкими и чувственными. Костоправ утверждал, будто в свое время устоял перед ее соблазнами. Вроде бы я ему верю. Но как это ему удалось – не представляю. Несмотря на всю мою любовь к Сари.

Может быть, все дело в его возрасте?

Прибежище Душелова было освещено свисавшей с потолка лампой – двоюродной сестрицей наших отгонявших Тени свечек. Светила она неярко, но так, что не оставляла и уголка, где могла бы затаиться Тень.

– Что ты сказала? – произнесла Душелов голосом удавленного, едва способного издавать хриплый шепот, но наполненный злобой, нагонявшей ужас, который соответствовал репутации Десяти Взятых. Сочувствия и тепла в нем было не больше, чем у змеи или паука.

Дщерь Ночи не откликнулась, словно Душелова и не было.

– Нечего упрямиться, – усмехнулась Душелов, словно испорченная девчонка, судящая о мальчишках. – В этом нет смысла. Никто тебе не поможет…

Теперь ее голос стал предсмертным хрипом умирающего от рака старца.

– Ты будешь делать то, что угодно мне. Мне же угодно, чтобы ты повторила только что сказанное.

Девочка вскинула глаза. Исполненные отнюдь не любви к тетушке.

Душелов рассмеялась.

Временами она бывала весьма жестокой.

Колдунья сделала жест, и дитя забилось в мучительной агонии. Девочка подавляла крики, не желая доставлять удовольствие своей пленительнице, но ничего не могла поделать со своим телом.

– Думаешь, здесь побывала твоя мать? Нет у тебя никакой матери, ни моей сестрицы, ни Кины! Все это бредни, – произнесла Душелов голосом счетовода, отчитывающегося о прибылях за неделю. – Теперь я твоя мать. И твоя богиня. И единственная причина, позволяющая тебе жить.