Мертвая улика - Алексей Макеев

что наших охранников уже по именам знали. Я все понимаю. Бомжи тоже люди, но они постоянно пытались сломать забор, что-то украсть из торговых точек. Иногда им даже это удавалось. Но с годами их аппетиты поуменьшились. Мы заключили с бездомными негласное соглашение: я позволяю им подрабатывать на рынке, а они оставляют нас в покое. Но это все ерунда. Придут на их место другие, и тогда все надо начинать заново. Я не готов, если честно.

«И ни слова о том, что на территории рынка базировалась крупная ОПГ, – подумал Гуров. – Или он просто задвинет эту тему отдельно?»

Чахадзе же словил волну. Он, словно поэт, описывал плюсы и достоинства своего детища – рынка.

– На этом месте торговали с пятидесятых, представляете? – округлил он глаза. – Менялся рынок только внешне, а суть оставалась одной и той же. Я хочу сохранить это место. Оно имеет важное историческое значение. Через год собираюсь баллотироваться в депутаты и надеюсь, что меня поддержат местные жители. Иначе здесь построят очередной торговый центр.

Про Светлану директор рынка уже и не вспоминал. Лев Иванович с пониманием кивал на каждое его слово. Пусть думает, что ему удалось уйти от важной темы. Пусть поверит в это еще больше.

– Понимаете, ведь все, о чем я говорю, действительно имеет смысл. – Чахадзе качнулся в сторону Льва Ивановича. – Для кого-то слово «рынок» означает грязь и обман. А кто-то только здесь делает покупки. Видите те коробки? – он указал в угол кабинета, где Лев Иванович увидел плоские картонки синего цвета, сложенные друг на друга. – Если их собрать, то они получаются объемными. На них герб района и маленькая наклейка в виде улыбающегося помидора, а это уже наша эмблема. Мы загружаем коробки продуктами и пересылаем нуждающимся. Некоторые в глаза не видели манго или сто лет не ели хурму. А я придумал отправлять им такие вот подарки к Новому году. Всякие вкусные штуки и свежие продукты. И все это с обычного рынка, а не с конвейера. Люди ценят. Мы так уже третий год делаем.

– В девяносто шестом вы, получается, уже работали в администрации? – прервал собеседника Гуров.

Чахадзе, запнувшись, вернулся на землю. История рыночной торговли – предмет, конечно, интересный, но не затем Гуров приехал сюда этим утром.

– Да-а, – вспомнив, протянул директор рынка. – В девяносто шестом я здесь уже работал. В том смысле, что управлял, а не был мальчиком на побегушках.

– Тогда вы должны помнить весну того года. У вас же тут случилась целая история.

Лев Иванович дернулся. Чахадзе не сводил с сыщика напряженного взгляда.

– Телефон, – указал Гуров на свой карман. – Мне надо отойти на минуту. Мы скоро продолжим.

Оказавшись на улице, Лев Иванович пошел в сторону ближайшей палатки, чтобы купить бутылку воды. В директорском кабинете было душновато, хотелось пить.

Ему звонил генерал-майор Орлов – именно его имя высветилось в списке пропущенных вызовов.

– Ты, случайно, не на рынке? – поинтересовался Орлов, когда Гуров набрал номер телефона генерала.

– Да, здесь.

– Один?

– Сейчас – да.

Мимо палатки, шурша шинами по снежной каше, проплыл велосипед, которым управлял курьер с ярким коробом на спине. Он ловко маневрировал среди прохожих и при этом умудрялся смотреть на дисплей телефона. Лев Иванович предусмотрительно отошел подальше от дороги.

– Удалось наскрести кое-что по сусекам, – начал Орлов. – Чахадзе Роберт Георгиевич в девяносто шестом году проходил по «рыночному» делу как свидетель. В момент операции по задержанию членов ОПГ на рынке его не было. На месте он появился позже. Показания давал как директор рынка. Утверждал, что ни сном ни духом не ведал о том, что творилось у него под носом. Осуждал тех задержанных, с кем был знаком лично. Против него так ничего и не нашли. Ранее не судим. Имя в сводках не упоминалось. А теперь самое интересное: он вдовец, имеет сына и дочь. Дочь по какой-то причине носит девичью фамилию матери. Полное имя Лилиан Робертовна Жулебова.

– Лилиан, – продолжил Лев Иванович. – Она здесь, я ее видел. Работает секретарем у своего отца. Наверное, в архив устроилась только ради того, чтобы вынести из него судебные материалы. Соврала мне по телефону, что работает там давно. Наверняка сделала это с тем расчетом, что трудно будет проверить случайному человеку, каким я ей показался.

– И вот еще что, Лев Иванович. Лилиан два года назад развелась, а замужем она была за Лысенко.

– Опа, – только и смог сказать Гуров.

Он машинально посмотрел в сторону здания администрации. Возле входа быстрыми затяжками курил охранник из холла. Гуров превел взгляд выше и заметил за стеклом Чахадзе, который тоже разговаривал по телефону.

– Я могу прямо сейчас послать на рынок наряд полиции, – сказал Орлов.

– Не надо, Петр Николаевич, – мгновенно принял решение Гуров. – Этот Роберт подсунул мне легенду, которую давно хорошенько отполировал. Пока я делаю вид, что глотаю все, что он подсунет. Но он не знает, что на самом деле сливает себя с потрохами. Подожди немного. Он еще не все рассказал.

Лев Иванович убрал телефон и побрел обратно, благо идти было недалеко. Охранника на улице уже не было, и, снова встретив его в холле, Гуров спокойно прошел мимо.

В приемной было пусто. Лилиан еще не вернулась с обеденного перерыва. Гуров толкнул дверь в кабинет Чахадзе и увидел директора рынка с чайником в руках.

– У вас тоже перерыв? – спросил он, опускаясь на стул.

– Это не обед, – ответил Чахадзе. – Хотел приготовить кофе. Будете?

– Спасибо, не откажусь.

Чахадзе вышел, не выпуская чайника из рук. Гуров прислушался, подошел к двери, закрыл ее плотнее. Он не знал, через сколько минут директор рынка вернется, поэтому действовал быстро. Распахнув двери офисного шкафа, быстро осмотрел папки на полках, потом обошел письменный стол из красного дерева и дернул на себя нижний ящик. Тот чуть не вылетел наружу, так как оказался совершенно пустым. Гуров проделал то же самое с другими ящиками, но и в них не оказалось того, что он искал. Коробка с судебными материалами девяносто шестого года могла быть спрятана целиком, а могла быть уничтожена, при этом архивные документы могли быть разделены на части. Гуров искал хотя бы часть из них.

Он успел обшарить лишь малую часть кабинета и снова занял свое место. Чахадзе вошел в кабинет стремительно, вид при этом был у него крайне озабоченным. Он поставил чайник на подставку, включил его в сеть и подошел к шкафу. У Гурова похолодело в груди – он оставил одну дверцу приоткрытой, хотя ему казалось, что он ее закрывал. Но