Заговор патрициев, или Тени в бронзе - Линдсей Дэвис

— Фалько!

— Здесь был человек по имени Пертинакс?

— Я знал, что у него неприятности! Он утверждал, что он покупатель…

— О, Юпитер! Я говорил тебе не пускать проходящих мимо перекупщиков — он еще здесь?

— Нет, Фалько…

— Когда это было?

— Несколько часов назад…

— Он был с девушкой?

— Они пришли отдельно…

— Только скажи, что она не ушла с Пертинаксом.

— Нет, Фалько…

Я присел на стул привратника, сжал виски, пока не успокоился, потом заставил его спокойно рассказать все, что произошло.

Вопервых, Пертинакс попал в дом обманным путем. Он начал тихо ходить вокруг, как потенциальный покупатель, и, поскольку там нечего было воровать, привратник оставил его в покое. Потом приехала Елена. Она спросила обо мне, но зашла в дом, решив не ждать.

В тот момент они с Пертинаксом выглядели как пара — возможно, решил привратник, они незнакомцы, чью свадьбу недавно устроили их родственники. Они поднялись наверх, где привратник слышал их спор — ничего сверх необычного, когда два человека смотрят дом: одному всегда нравится внешний вид, в то время как другому ужасно не приглянулись удобства. Мой приятель затаился, пока не услышал, что голоса становятся все громче и резче. Он нашел Елену Юстину в атрии, у нее был ужасно потрясенный вид, а Пертинакс кричал на нее с площадки наверху. Она выбежала прямо мимо привратника. Пертинакс бросился за ней, но перед входной дверью он передумал.

— Он чтото видел?

— Девушка разговаривала с сенатором на улице. Сенатор видел, что она расстроена; он помог ей забраться в паланкин, подгоняя носильщиков…

— Сенатор поехал с ней?

— Да. Пертинакс застыл в дверях, ворча, пока не увидел, что они уезжают вместе, а потом тоже ушел…

Первое, что пришло мне в голову, это что сенатором наверняка был отец Елены, но почти сразу я узнал другое. Неистовый стук указал на Мило, управляющего, который хорошо укрощал собак.

— Фалько, наконецто! — прохрипел Мило, еле дыша, несмотря на его хорошую форму. — Я везде тебя искал. Гордиан хочет, чтобы ты срочно приехал к нам домой…

Мы отъехали от дома Пертинакса. У Гордиана тоже был особняк на Квиринале; по дороге Мило рассказал мне, что Верховный жрец приехал в Рим, и он все еще жаждет отомстить убийце своего брата. Поскольку Квиринал был таким респектабельным районом, после тяжелой вчерашней жары Гордиан рискнул выехать утром на прогулку без всякого сопровождения. Он заметил Пертинакса; проследил за ним; увидел, как приехала Елена; потом видел, как она выбежала. Все, что Мило мог мне сказать, это что сам Гордиан сразу отвез ее домой.

— Ты имеешь в виду — к себе домой?

— Нет. К ней…

Я замер.

— Когда его собственный дом, со всеми слугами, находился всего в трех кварталах? Он, сенатор, поехал через весь город к Капенским воротам? Почему так срочно? Почему девушка была так расстроена? Она была больна? Ее обидели? — Мило этого не сказали. Нам была видна улица, где, как он сказал, жил Гордиан, но я воскликнул: — Нет, это плохая новость, Мило! Скажи своему хозяину, я приду к нему позже…

— Фалько! Куда ты торопишься?

— К Капенским воротам!

Эта кошмарная поездка через весь Рим заняла еще час.

Я спланировал лучший маршрут, как можно было обогнуть южную часть Палатина, хотя это означало, что придется пробираться через окрестности Золотого дома Нерона. Золотой дом стоял в неопределенности — слишком экстравагантный для Флавиев — так что я встретил целое собрание землемеров, столпившихся вокруг озера, которые пытались решить, что нашему уважаемому новому императору следует делать с участком. У самого Веспасиана была великая идея, что это важнейшее место следует вернуть людям — подарок Флавиев Риму для всех последующих поколений… Собравшиеся готовы были навязать нам пятнадцатилетнее строительство нового городского амфитеатра. Последнее, чего я хотел, пытаясь добраться до дома Камилла, это чтобы мне преградила путь толпа нудных архитекторов в ярких туниках, планировавших постройку еще одного императорского памятника, который легко забудется. Мне пришло в голову, что счастливому римлянину, который изобрел применение бетона, нужно много за что отвечать.

Наконец я добрался до тишины Капенских ворот. Как обычно, привратник отказался впустить меня.

Я спорил; он пожимал плечами. Этот мальчик был похож на короля, а я чувствовал себя деревенщиной. Он стоял в доме; я стоял на улице на крыльце.

К тому времени мне было так жарко от быстрой езды, и я так разозлился, что схватил маленького хама за тунику, швырнул его об косяк и прорвался внутрь. Фалько всегда готов к изощренному подходу.

— Если бы ты знал, что хорошо для тебя, сынок, то научился бы узнавать друзей семьи!

Резкий женский голос спросил, что тут за шум. Я проскочил в гостиную, оказавшись лицом к лицу со знатной Юлией Юстой, сильно раздраженной женой сенатора.

— Извиняюсь, что ворвался, — кратко сказал я. — Кажется, нет другого способа, чтобы выразить соболезнование…

Нам с матерью Елены Юстины не удалось завязать дружеские отношения. Больше всего меня раздражало (поскольку, если говорить прямо, я не нравился ее маме), что хотя Елена Юстина унаследовала выражения и интонации от своего отца, ее внешность передалась со стороны матери. Всегда было странно видеть те же самые умные глаза, как у нее, которые смотрели на меня совершенно подругому.

Я заметил, что Юлия Юста, будучи хорошо одетой, хорошо воспитанной женщиной, чье лицо пользовалось лучшими маслами и косметикой, которую могла купить жена богатого сенатора, сегодня выглядела бледной и напряженной. Также казалось, что ей было трудно решить, что мне сказать.

— Если, — медленно начала мама Елены, — ты пришел к моей дочери…

— Послушайте, я слышал коечто, что меня расстроило; Елена в порядке?

— Не совсем. — Мы оба стояли. Комната казалась невероятно душной; мне было трудно дышать. — Елена потеряла ребенка, которого она ждала, — сказала ее мама. Потом она с измученным выражением лица наблюдала за мной, не зная, чего от меня ожидать — хотя зная, что ей это не понравится.

Было совершенно неприемлемо повернуться спиной к жене сенатора в ее собственном доме, но я неожиданно заинтересовался статуей дельфина, которая служила лампой. Мне никогда не нравилось, чтобы другие люди видели мои эмоции, пока я сам в них не разберусь.

Дельфин был маленьким и хитрым, но мое молчание беспокоило его. Я снова обратил свое формальное внимание на жену сенатора.

— Так, Дидий Фалько! Что ты можешь об этом сказать?

— Больше, чем вы думаете. — Мой голос прозвучал жестко, словно я говорил в металлическую вазу. — Я скажу это Елене. Могу я ее увидеть?