Любовь и золото - Игорь Зарубин

Виктор неуверенным шагом взошел на трибуну, рядом с ним встал Вадим, а чуть в стороне расположилась Фифи. Аудитория, затаив дыхание, уставилась на новоиспеченного оратора.

— Блин, чего говорить-то?.. — прошептал Виктор.

— Что хочешь, то и говори… — натянуто улыбаясь, процедил сквозь зубы Вадим. — Ну, начинай же…

— Да с чего начинать-то?

— С чего хочешь, с того и начинай!..

Виктор прокашлялся и, набрав полную грудь воздуха, изрек:

— Дорогие мои соратники! К сожалению, природа не наделила меня красноречием…

— А попроще можно? — прошипел Вадим. — Я не знаю, как будет «красноречие»!..

— Мое выступление не займет много времени, — исправился Виктор.

— Вот так-то лучше. Продолжай в том же духе… — одобрительно кивнул головой Вадим и начал переводить.

Через минуту Виктор преодолел первое волнение и выяснил, что природа обделила красноречием кого-то другого, но только не его.

— В эпоху, когда земле грозят глобальные катастрофы, озоновые дыры и таяние льдов Антарктиды, мы обязаны действовать решительно! Кто, кроме нас, остановит надвигающуюся беду? Кто, кроме нас, вскроет ядерный чирей, набухший на груди нашей маленькой голубой планеты? Никто! В этом мы уже неоднократно убеждались! Мировая общественность, которая почему-то величает себя прогрессивной, только и умеет, что бесцельно трепать языком! Для того, чтобы совершить поступок, необходимо иметь мужество! А у мировой общественности мужества никогда не было, нет и не будет! Вся надежда на нас! Так неужели же мы хотим, чтобы наши потомки рожали детей с двумя головами и покупали кислород в магазинах? И я вношу предложение!.. Давайте зайдем в лагуну атолла Мороруа и бросим якорь над местом, где должен будет произойти взрыв! И президент Франции встанет перед тяжким выбором — либо отменить испытания ядерного оружия, либо… мы все погибнем… — В его голосе появилась истерическая хрипотца. — Так лучше умереть стоя, чем жить на коленях! И я безо всякого сожаления расстанусь со своей жизнью, лишь бы наш голос услышали! И тогда за нами потянутся люди, они образуют собой живую цепь, которую не в силах будет разорвать ни одна армия, ни один президент!

Когда Фифи перевела последнее слово, все присутствующие, включая капитана, поднялись со своих мест и устроили Виктору такую овацию, что корабль начало шатать из стороны в сторону.

— Правильно!

— Мы согласны!

— Встанем на прикол над местом взрыва! — разносилось по «зеленой» каюте.

Это был небывалый успех. Эмоции захлестнули Виктора до такой степени, что из его глаз непроизвольно брызнули слезы.

— Спасибо вам, соратники!.. — дрожащим голосом проговорил он. — Вы смелые, мужественные люди!.. Так дадим же себе слово, что не свернем с избранного пути, что будем бороться с военно-промышленным комплексом до последней капли крови!..

— Ты откуда этого нахватался? — шепотом спросил брата Вадим.

— А у нас в культурно-воспитательной части телевизор был, — серьезно ответил Виктор. — Сан Саныч мне его даже включал.

Корабль опять зашатало. На этот раз от сильной волны, ударившей в борт. Начался шторм… И через минуту появилась первая жертва семибалльной качки — стошнило молоденькую француженку… Прямо на стол…

Оказалось, что большая часть членов экологического движения не в силах была справиться с морской болезнью. Три последующих дня океан продолжал бушевать, и все помыслы гринписовцев были посвящены тому, как бы умудриться проскочить без очереди в общий гальюн. Обсуждение наболевших проблем было прервано на неопределенный срок.

Виктора постоянно тошнило, и он предпочитал не покидать своей каюты. Надежда вообще не могла подняться, настолько ей было худо. Вадим же чувствовал себя превосходно. Он был одним из немногих, кто не страдал от головокружения.

— Вы везунчик… — завистливо сказала ему Фифи после ужина, когда они выходили на верхнюю палубу. Вид у нее был хуже некуда. — У вас такой аппетит… А мне кусок в горло не лезет…

— Все дело в вестибулярном аппарате, — улыбнулся Вадим. — В человеческом мозжечке есть такая штука, которая.:.

— Да, я знаю… — вздохнула Фифи. — Никудышный у меня вестибулярный аппарат… И мозжечок тоже… — И вдруг спросила: — А сколько вам лет?

Двадцать девять. В ноябре тридцать исполнится.

— Старый совсем… И я старая… Мне уже двадцать два…

— Какая же вы старая? Вся жизнь впереди…

— Вам не понять… — Она печально опустила глаза. — У женщин совсем другое времяисчисление…

Иногда кажется, что все хорошее уже позади, что все возможности упущены… У вас с Надеждой серьезно?

— А почему вы спрашиваете? — смутился Вадим.

— Просто так…

— Серьезно. Мы знаем друг друга с детства.

— И вы любите друг друга? — Она проникновенно посмотрела Вадиму в глаза.

— Любим…

— Как это замечательно — пронести любовь через годы, — мечтательно проговорила Фифи. — И не уставать наслаждаться этой любовью… У меня так почему-то не получается. Скучно… Все романы непродолжительны и скоротечны…

— Не отчаивайтесь. — Вадим приятельски приобнял девушку. — Просто вы еще не повстречали свою вторую половину…

— У вас замечательный брат… — Фифи положила голову на его плечо. — Но вы такие разные…

— Близнецы всегда по характеру не похожи друг на друга.

— И это так странно… Так романтично… Я хочу, чтобы вы знали, Вадим… Вы мне нравитесь…

— Мы?

— Ты… Ты мне нравишься… — Фифи прижалась к его плечу еще сильнее. — Только не пойми меня превратно… Я имею в виду только то, что ты очень хороший человек.

— Спасибо… — Вадим смутился. Он чувствовал себя как-то неуютно рядом с Фифи, не понимал, на что она намекает, и совершенно не знал, как повернуть разговор в другое русло.

— Ой, смотрите! — Девушка вдруг указала рукой куда-то вдаль. — Кораблик! Маленький такой, кувыркается на волнах, бедняжка…

Они стояли на палубе, облокотившись на деревянные перила, и молча наблюдали за безобидным, на первый взгляд, суденышком, которое стремительно приближалось к «Рейнбоу Уорриор II». Через несколько минут суденышко выросло в своих размерах, и на его остром носу уже можно было рассмотреть странное приспособление, по своей продолговатой форме очень напоминавшее артиллерийскую пушку… Вскоре стал виден и развевавшийся на корме флаг, украшенный знакомым каждому ребенку рисунком — белый улыбающийся череп со скрещенными костями…

— Веселый Роджер… — с улыбкой проговорил Вадим.

— Пираты!.. — в тон ему хихикнула Фифи.

За час охранник прошел туда и обратно ровно девяносто два раза. Семь раз останавливался, чтобы поправить амуницию, четыре раза прикладывался к банке с пивом и два раза прикуривал сигарету.