Диана. Жизнь, любовь, судьба - Сара Брэдфорд

Положение Баррела при принцессе очень удивляло Дидса. «В Боснии мы остановились в отличном новом отеле. Наши комнаты располагались напротив – через коридор. Утром я вышел из своего номера и столкнулся с Баррелом, который только что принес ей завтрак. Я спросил его: „Вы спускаетесь? Давайте позавтракаем вместе“. Он кивнул: „Конечно!“ Я спустился, позавтракал, поднялся к себе и увидел, что Баррел сидит возле дверей номера Дианы. У него был очень сосредоточенный вид. Я спросил: „Мне казалось, вы собирались позавтракать, не так ли?“ Он раздраженно ответил: „Управляющий ворвался в ее номер, чтобы спросить, нравится ли ей этот новый отель“. „Ну что ж, это очень по-европейски“, – пожал плечами я. Но Баррелу это не понравилось. Он сказал, что будет сидеть у ее дверей, пока она не оденется и не подготовится к работе. Он был преданным ее защитником»[550].

В последний день поездки они осматривали развалины Сараева. «Город страшно пострадал во время боснийской войны. Сараево постоянно обстреливали и бомбили. Многие расчищенные участки были превращены в кладбища. Диана увидела женщину, сидевшую на могиле сына. Она подошла к ней и молча обняла. Женщины без слов поняли друг друга…»[551] Похожий случай произошел чуть раньше, когда Диана встретилась с молодой вдовой: ее муж погиб от мины, отправившись на рыбалку. «В такие моменты не нужен был переводчик. Они почти не разговаривали – между ними происходило нечто иное, необыкновенное. И я уверен, после встречи с принцессой молодая женщина воспряла духом».

Диана обладала уникальным даром безмолвного сочувствия. Дидс поражался тому, как могут в ней уживаться сразу два человека: «Все это происходило в разгар романа с Доди Аль-Файедом»[552]. Та же самая Диана, которая безмолвно обнимала безутешную мать на сараевском кладбище, через несколько часов хихикала в самолете, рассматривая таблоиды, наперебой описывавшие ее новый роман. На борту самолета Диана обсуждала с Дидсом возможность выступить на конференции в Осло, в ходе которой планировалось потребовать полного запрета противопехотных мин. «Будьте осторожны, – предостерег ее Дидс. – Это уже политика». «Я собирался написать ей речь… Хотел помочь обойти политические вопросы, но в то же время потребовать полного запрета мин»[553]. На борту самолета Диана произнесла тост: «За следующую страну, в которую нам предстоит поехать…» В октябре она собиралась посетить Камбоджу и Вьетнам. Ей не суждено было побывать ни в Осло, ни в Камбодже, ни во Вьетнаме… В августе 1997 года ей оставалось жить всего двадцать один день…

«Противопехотными минами она занималась с января 1997 года и до самой смерти, – вспоминает Билл Дидс. – Нет сомнения в том, что, заинтересовавшись этой проблемой, она привлекла к ней такое внимание, какое не удалось бы привлечь никому другому». В декабре 1997 года общественность, потрясенная гибелью Дианы, выступила за запрещение противопехотных мин. Сорок стран подписали в Оттаве конвенцию об их запрете. Майк Уитлем вспоминает: «Они никогда не собрались бы в Канаде и не подписали конвенцию, если бы Диана не поехала в Анголу. Жизнью готов поклясться! На этой конференции был официально признан ее вклад в решение проблемы»[554].

Кампания по запрету противопехотных мин придала жизни Дианы новый смысл. В мае она публично призналась в том, что страдала булимией и окончательно ее победила. Она выглядела великолепно. «Из неуклюжего щенка она превратилась в ослепительную леди», – говорил один из ее модельеров, Жак Азагюри. Кэтрин Уокер, которая одевала Диану большую часть ее взрослой жизни, вспоминала: «Период гламура закончился – как и ее брак. Она начала носить мои самые сексуальные вечерние платья… Я никогда не думала, что Диана может измениться так быстро. Когда-то передо мной появилась бледная, слегка пухленькая, нервная девочка. Теперь же она стала стройной, подтянутой, спортивной. Превратилась в перфекционистку, постоянно работала над своим телом, потому что находилась под пристальнейшим наблюдением. Кроме того, это отвлекало ее от тягостных мыслей о печальной судьбе своего брака»[555]. Чтобы поддерживать новый, свободный и независимый имидж, Диана укорачивала юбки, вставала на высокие каблуки, надевала более простые и откровенные платья. Вырвавшись из королевского круга, она наконец-то смогла носить одежду черного цвета – впервые после скандального появления в «том платье» в Гилдхолле.

«Она изменилась у меня на глазах, – вспоминала Мередит Этерингтон-Смит, которая общалась с Дианой с сентября 1996-го по июль 1997 года. – Удивительно, что произошло с ней за это недолгое время. Она принимала по-настоящему важные решения, боролась против применения противопехотных мин – все это было очень серьезно. И так же серьезно относилась к нашему аукциону. Она превратилась в профессионала, меняясь на глазах, по-настоящему выросла». Изменилась даже ее осанка. Исчезли застенчивый взгляд исподлобья и ссутуленные плечи. Она даже перестала грызть ногти! «Она стала более уверенной, превратилась в совершенно другого человека, не в принцессу Уэльскую, а в настоящую Диану»[556].

Но была одна роль, к которой Диана всегда относилась одинаково серьезно, – роль матери двоих сыновей и королевы-матери XXI века. «Ее отношения с сыновьями были поразительно теплыми… Она была очень хорошей матерью[557]. Я боялась, что мальчики окажутся более избалованными, но они никогда не сюсюкали и не вились вокруг нее. Их отношения всегда казались мне исключительно здоровыми и нормальными. Это, безусловно, заслуга Дианы – и только во вторую очередь Чарльза»[558]. «Диана считала, что ей суждено стать королевой-матерью XXI века. Она видела, какое влияние королева-мать оказывает на своих внуков, и чувствовала, что эта роль суждена ей самой судьбой. Она хотела, чтобы Уильям стал королем-демократом, чтобы у мальчиков были друзья, чтобы они понимали свое поколение, были знакомы с политиками – и не только с тори. Принцам нужно было включиться в современную жизнь Британии, а не в ту, какой она была в конце войны. Диана видела свою задачу в том, чтобы помочь сыновьям вырваться из стеклянной клетки дворца, – тогда к моменту восхождения на престол люди будут их знать. Новый король не должен быть таинственным чудаком, выращенным в вате. В нем должны видеть человека[559]. Думаю, Диане хотелось стать влиятельной силой за троном…»[560]