Гуннхильд, северная невеста - Елизавета Дворецкая

Копьем в руке он указывал на двух женщин перед воротами, одну в синем плаще, другую в красном.

Хакон-конунг имел цель не только отомстить Кнютлингам и Инглингам. Не собираясь терпеть славу одураченного, он вознамерился любой ценой раздобыть хотя бы одну из отнятых у него невест, а если получится, то и обеих. Только здесь он узнал, что у Горма в гостях новоявленные родичи – и вероломный Олав, и его дочь. Это увеличивало силу, с которой норвежцам предстояло столкнуться, но и давало возможность рассчитаться сразу со всеми обидчиками и захватить дочь или невестку Олава, не предпринимая плавание до фьорда Сле.

Увидев перед собой большое, хорошо вооруженное и сплоченное войско вместо нескольких конунговых и хёвдинговых дружин, Хакон понял, что ему, возможно, и не удастся пройти к усадьбе. И тогда он выделил три десятка человек одному из бывших спутников Сигурда, Эгилю Пауку, и послал его к Эбергорду с задачей захватить женщин. Едва ли Горм оставил много людей в усадьбе, собираясь встретить врага почти у ворот, а разогнать челядь труда не составит.

Эгиль Паук не просто помнил окрестности усадьбы – он знал в лицо обеих ускользнувших от Хакона невест. Да и любой бы сразу понял, где они, когда из ворот усадьбы выбежала напуганная толпа – две женщины в ярких нарядных одеждах выделялись в толпе серых и бурых рубах, будто цветы на груде золы. Одна из них, с женским покрывалом на голове, была в синем платье с красным хенгерком, а другая – в синем плаще. Они будто нарочно постарались, чтобы норвежцам было легко их узнать.

– Вон они! – рявкнул Эгиль, указывая копьем. – Обеих! Взять обеих! Но не повредить, иначе конунг убьет вас!

– Врассыпную! – взвизгнула Ингер, когда увидела, что норвежцы бегом устремились к ним.

Даже в этот тревожный миг у нее хватило ума сообразить, что ловить сорок женщин поодиночке гораздо сложнее, чем всех вместе. Гуннхильд выхватила у нее свою руку и со всех ног кинулась к лесу. Туда же через ближний выгон устремились и другие – бежать в открытое поле, где было святилище и курганы, или к морю, где кипело сражение, не имело смысла. Как подхваченные ветром листья, неслись женщины по широкой тропе к опушке, а за ними топотали норвежцы, издавая негодующие восклицания.

Кто-то из женщин постарше уже запыхался и повалился в траву, но на них никто не обращал внимания. Рабынь можно переловить и потом, а целью конунга были две знатные женщины. Их красное и синее платья было хорошо видно издалека, на фоне жухлой травы и полуоблетевших деревьев.

Гуннхильд давно сошла с тропы и влетела в лес так далеко от Ингер, как только могла. Она поняла: ловить будут именно их. Служанка могла бы затаиться где-нибудь и спастись, но не она.

Кто-то вдруг выскочил перед ней из-за ствола.

– Вот ты где!

Гуннхильд подалась в сторону, будто испуганная лань, но тут же узнала Кетиля Заплатку. Нищий тяжело дышал, распространяя еще более сильную вонь, чем обычно. За ним стояла его дочь.

– Давай скорее!

Без лишних слов он кинулся к Гуннхильд и, как ей показалось, попытался схватить за горло, но он всего лишь расстегнул золоченую застежку ее плаща и набросил его на плечи своей дочери.

– И это давай! – Он содрал с головы Гуннхильд шаль из белой шерсти с шелковой отделкой и тоже бросил дочери.

Злюка тут же нахлобучила его на свои жидкие волосы, а Гуннхильд с трудом убрала от лица свои, совершенно перепутанные.

– Теперь бежим! – Кетиль схватил Гуннхильд за руку своей заскорузлой ладонью и потащил за собой.

Как ни неприятно ей было его прикосновение, она не имела сил противиться. Увлекаемая нищим, она успела заметить, как Злюка, прикрыв лицо ее белой шалью и придерживая у горла синий плащ, бежит в противоположную сторону. Из-под плаща виднелся подол серой обтрепанной рубахи, да и ростом и статью она уступала дочери конунга, но едва ли у людей Хакона сейчас будет время и возможность все это заметить. Бежала Злюка так резво, что они просто не успеют ничего разглядеть, кроме знакомого сине-белого пятна между стволов.

– За нее не бойся, она уведет их подальше, а потом бросит одежду, отведет глаза и спрячется! – на ходу оглядываясь, утешил Гуннхильд Кетиль.

Честно говоря, она сейчас боялась за себя и за Ингер гораздо больше, чем за Злюку.

– А как же Ингер? – крикнула она, на ходу уворачиваясь от бьющих по лицу веток и стараясь не поскользнуться на мокрых гниющих листьях.

– Всякому своя судьба! Твой брат велел мне поберечь тебя, и я сделаю это!

Гуннхильд мельком подумала: если бы Рагнвальду пришло в голову повторить просьбу перед битвой, он скорее поручил бы заботам Кетиля свою молодую жену. Но Рагнвальд, наверное, давно забыл об этом человеке. А тот тем не менее считал, что его долг за спасение от виселицы еще не выплачен.

– Куда мы идем? – крикнула она.

– Не в Эклунд – туда могут прийти, – отрывисто бросал через плечо Кетиль, ковыляя изо всех своих сил. – Норвежцы знают это место. Мы пойдем туда, где нас никто не найдет. Я знаю хорошее укрытие. Ничего не бойся.

Вскоре они перешли на шаг: старый хромой нищий устал и запыхался сильнее, чем крепкая девушка. Гуннхильд отняла у него руку, но вонючий и драный плащ Злюки, собранный из разных кусков, пока не сбрасывала с плеч. Оглядываясь, она не замечала в лесу ничего подозрительного, крики позади давно смолкли.

Едва ли норвежцы найдут их здесь – этой местности не знала даже она сама, хоть и прожила в Эбергорде всю весну и лето. Они миновали поляну, где над пожухлой травой возвышалось кольцо стоячих камней, и Гуннхильд прошла мимо с трепетом, будто это были живые существа, загадочные и опасные. Потом начался ельник: даже осенью в нем царил зеленый сумрак, едва заметная тропа была завалена обломанными ветками – значит, никто здесь не бывал.

– Вот здесь мы укроемся. – Кетиль кивнул вперед.

Однако Гуннхильд не увидела никакого укрытия, пока он не подвел ее к холмику и она не обнаружила в этом холмике дверь. Это оказалась избушка, построенная из старых, почерневших и подгнивших плах, заросшая мхом и травой. Позеленевшая дверь почти сливалась с дерновой крышей. Издали хижина напоминала большой, местами замшелый валун.

Кетиль по-хозяйски уверенно толкнул дверь. Внутри был провал в темноту.

– Кто здесь живет? – Гуннхильд остановилась, не решаясь лезть в эту сырую нору. – Ты?

– Дочь моя думает пожить тут немного, здесь ведь никто не потревожит. Но хозяев нет, они умерли. Ты лучше всех это знаешь, ты ведь сама отправила хозяйку этого дома навек поселиться у Хель.

– Что? – Гуннхильд не сразу сообразила, что он хочет сказать. – Здесь жила… та ведьма?

– Точно так. – Кетиль кивнул. – Зато никто тебя не найдет. Про это место и здешние-то толком не знают, а уж норвежцы и подавно не сыщут. Тут можно отдохнуть. Заходи.

Он первым вошел в низкую дверь. Гуннхильд шагнула туда со страхом; ей подумалось, что можно подождать и снаружи, но она устала, очень хотелось присесть, укрыться от ветра и моросящего дождя.