Император. Гибель царей - Конн Иггульден

В комнату вошел молодой раб и поклонился гостям.

— Сенатор Пранд ждет вас. Пожалуйста, следуйте за мной.

Тубрук удивленно поднял брови: он не ожидал, что их примут так быстро. Цезарь пожал плечами, и они отправились вслед за рабом в дальнее крыло дома, где слуга открыл им дверь и поклонился, когда они вошли.

Сенатор Пранд и его сын стояли в комнате, больше похожей на храм, чем на место, пригодное для жизни. Богатые, украшенные мрамором стены и пол и даже домашний алтарь, расположенный в дальней стене. В комнате витал легкий аромат благовоний, и Юлий с удовольствием вдыхал его. Без сомнения, его поместье нуждалось в переделках. С каждым шагом он замечал новые интересные детали — от бюстов предков до коллекции греческих и египетских диковин на стене. Это была расчетливая демонстрация богатства, но Юлий рассматривал все с точки зрения необходимых изменений в собственном доме, поэтому основная цель хозяевами не была достигнута.

— Не ожидал тебя увидеть, Цезарь, — начал Пранд.

Юлий оторвался от созерцания обстановки и открыто улыбнулся.

— У тебя очень красивый дом, сенатор. Особенно сад.

Пранд удивленно заморгал, потом нахмурился, вспомнив, что должен быть вежливым.

— Спасибо, трибун. Я много лет потратил на то, чтобы сделать его таким. Но ты так и не сказал, с какой целью посетил мой дом.

Юлий снял с плеча мешок и опустил его на мраморный пол. Раздался звон монет, который ни с чем невозможно было спутать.

— Тебе прекрасно известно, зачем я здесь, сенатор. Я пришел, чтобы выкупить назад землю, которая была продана во время нашего со Светонием заключения.

Юлий посмотрел на молодого человека и увидел на его лице знакомую высокомерную усмешку. Цезарь не стал отвечать на нее, оставаясь невозмутимым. Он должен иметь дело с отцом, а не с сыном.

— Я планировал построить на этой земле дом для моего сына, — начал сенатор.

Юлий перебил его:

— Ты говорил мне. Я принес сумму, которую ты заплатил, и еще четверть сверх того, чтобы компенсировать нарушение ваших планов. Я не стану торговаться с вами насчет своей земли. И больше не сделаю такого предложения, — твердо закончил он, развязывая мешок, чтобы показать золото.

— Это… справедливое предложение. Хорошо, я прикажу рабам перенести границу на прежнее место.

— Что?.. Отец, ты не можешь… — сердито начал Светоний.

Сенатор повернулся к сыну и крепко сжал его руку.

— Молчи! — приказал он.

Молодой человек недоверчиво покачал головой, когда Цезарь подошел к сенатору, чтобы обменяться рукопожатиями в знак совершения сделки.

Не говоря больше ни слова, Юлий и Тубрук ушли, оставив Прандов наедине.

— Зачем ты это сделал, отец? — с яростным изумлением спросил Светоний.

— Ты глупец, сын мой. Я люблю тебя, но ты дурак. Ты был вместе со мной в суде. Этот человек не из тех, кого хотелось бы иметь врагом. Тебе все понятно?

— А что насчет дома, который ты собирался строить? Боги, я столько времени провел с архитекторами!..

Сенатор Пранд посмотрел на сына: в его глазах засветилось разочарование, и это подействовало на Светония сильнее, чем удар.

— Поверь мне, Светоний. Ты недолго прожил бы в этом доме, так близко расположенном к его землям. Понимаешь ты или нет, но я сейчас спас тебе жизнь. Сам я не боюсь Цезаря, но ты — мой старший сын, и он слишком для тебя опасен. Ему удалось напугать Катона, он вселит страх и в тебя.

— Меня не напугают Цезарь или его солдаты! — закричал Светоний.

Отец печально покачал головой.

— Именно поэтому, мой сын, ты — глупец.

Юлий и Тубрук подходили к воротам поместья, когда из главного здания донесся крик. Навстречу им бежал Брут, и радостные восклицания застыли на их губах, когда они увидели выражение его лица.

— Слава богу, вы вернулись! — воскликнул Марк. — Сенат всех собирает. Перворожденный должен быть готов к походу.

Пока он говорил, раб привел его жеребца, и Брут вскочил на коня.

— Что случилось? — спросил Юлий, когда он взялся за поводья.

— Восстание рабов на севере. Тысячи рабов и сотни гладиаторов убили своих хозяев. Мутина захвачена, — ответил Брут.

Его лицо побелело от дорожной пыли.

Тубрук пришел в ужас.

— Это невозможно! Там два легиона!..

— Так нам сообщили. Были посланы гонцы, но я подумал, что вы захотите узнать новости как можно быстрее.

Цезарь развернул лошадь и крепко ухватился за поводья.

— Я не могу взять с собой людей, охраняющих мою жену, потому что здесь может случиться то же самое, — сказал он твердо.

Брут пожал плечами.

— Приказано взять каждого солдата, способного идти на север, Юлий, но я забыл о нас, — ответил он, протягивая руку, чтобы хлопнуть друга по плечу.

Цезарь натянул поводья, собираясь пустить коня вскачь.

— Стереги дом, Тубрук, — приказал он. — Если восстание начнется и здесь, мы вернемся и оценим, как ты с этим справился. Оберегай мою семью, как делал раньше.

Они поняли друг друга. Чтобы не услышал Брут, Юлий наклонился над шеей коня и прошептал на ухо старому гладиатору:

— Я знаю, как тебе обязан, — сказал он. — Смерть Суллы спасла их всех.

— Не беспокойся. А теперь поезжайте! — угрюмо ответил Тубрук, хлопнув коня Юлия по крупу.

Два молодых человека низко склонились в седлах и пустили своих лошадей в полный галоп, подняв на дороге в Рим столб пыли.

Когда Юлий и Брут подъехали к зданию сената, там все бурлило.

Они спешились на краю Форума и повели своих коней к разделившимся на группы сенаторам, явившимся на срочное заседание со всех концов города и из-за его пределов.

— Как тебе удалось так быстро узнать новость? — спросил Цезарь у друга.

Брут помялся, но потом все же ответил:

— Мне сказала мать. У нее есть несколько… знакомых в сенате. Она, наверное, узнала обо всем одной из первых.

Юлий обратил внимание на несвойственную Марку осторожность в поведении, что его немало озадачило.

— Мне определенно надо встретиться с твоей матерью, — сказал он.

Брут испытующе посмотрел ему в глаза, опасаясь увидеть насмешку, но потом расслабился и с удовлетворением ответил:

— Она очень хочет встретиться с тобой. Мне хотелось бы, чтобы вы познакомились. Я таких женщин больше не встречал.

— Может быть, сегодня вечером, если будет время, — ответил Юлий, пытаясь скрыть свое нежелание.