Анатомия финансового пузыря - Елена Чиркова

Сутки пресса не могла узнать, кто купил Ван Гога, пока репортеры не прознали, что японца зопут Хидето Кобаяши, он арт-дилер из Токио и купил “Портрет доктора Гаше” для мультимиллионера Риойи Сайто. Владелец одной из крупнейших в мире корпораций по производству бумаги “Дайшова” (Daishowa Paper Manufacturing) увидел картину в 1980 году в Метрополитене. “Когда я узнал, что картина написана в последний год жизни великого Ван Гога, я затрепетал. Я почувствовал, что обязан обладать ею”, – рассказывал Сайто. Через десять лет ожидания час настал. “Купи мне ее, цена значения не имеет”, – напутствовал он Кобаяши.

Когда картину доставили в Токио, Сайто в одиночестве несколько часов созерцал шедевр Ван Гога. Потом “Портрет доктора Гаше” завернули в холст, положили в ящик из красного дерева и спрятали в никому неизвестное хранилище где-то в окрестностях Токио. Не вешать же Миф на стенку, дурной вкус.

Западная пресса оценила победу Сайто на аукционе как переход экономической власти в мире к Японии. И для самой Японии эти запредельно дорогие приобретения стали символом “экономического чуда”. Символом превращения страны в великую державу. Гигантский скачок цен на Ван Гога, спровоцированный японцами, стал венцом Мифа о Ван Гоге: “Самый дорой художник в мире, который ничего не стоил при жизни”» [Козлов 2007, с. 308–311].

«Японские коллекционеры были не слишком “продвинутыми”: искусство должно указывать на богатство и эксклюзивность и быть легко узнаваемым… В Японии спекулянты искусством оставались верны “брендированным” художникам, в основном импрессионистам и постимпрессионистам. Когда одного ростовщика спросили, почему он хочет потратить более 300 млн долларов на картины конца XIX века, он ответил: “Импрессионистская живопись лучше идет к современным интерьерам”. Простой вкус на статусные работы не требовал знаний, таким образом, рынок был открыт для неофитов, и, с другой стороны, это гарантировало, что спекулятивная лихорадка была концентрированной, что вызывало рост цен на избранных художников. Один автомобильный дилер заделался галеристом и в интервью художественному журналу договорился до того, что он лично “контролировал цены на Ренуара”.

Финансовые компании кредитовали под залог произведений искусства, кредит составлял половину их стоимости. Японский девелопер Maruko даже выпустил финансовый инструмент – доли по 100 тыс. долларов в картине Модильяни “La Juice”, оцененной в 12 млн долларов. Maruko создал фонд в 5 млрд иен для покупки работ Пикассо, Шагала, Ренуара и других мастеров. Представитель компании заявил: “пайщики фонда, являющиеся инвесторами в недвижимость и клиентами компании, не интересуются именем художника при отборе работ для покупки. Они хотят не картину, а рост курсовой стоимости”». Картины фонда отдавались в залог под кредиты, на которые скупались акции и недвижимость [Chancellor 2000, р. 314].

Прогнозу Nomura Securities о том, что цены на акции удвоятся, не суждено сбыться. В первые биржевые дни 1990-го японские акции посыпались. В течение первого же года падения рынок акций потерял 38% своей стоимости. В 1990–1992 годах акции падают более чем в два раза, достигая уровня 14 300 (согласно индексу NIKKEI). Падение в реальном выражении (с учетом инфляции) составляет около 66% [Shiller, Kon-Ya, Tsutsui, 1996]. В 1995–1996 годах они немного восстанавливаются, поднимаясь до уровня 22 000, но с тех пор находятся ниже этой отметки. Минимальное значение – около 7160, это показатель на осень 2008 года. Получается, что прошло без малого 20 лет со времени предыдущего пика, а он так и не был превышен.

За акциями последовали цены на землю и недвижимость. Падение началось во второй половине 1991 года, с лагом по отношению к фондовому рынку. Сильнее всего цены упали там, где больше всего выросли, – в Осаке. За три года на 50% на коммерческую землю и на 40% – под жилую застройку. В Токио падение составило 38 и 28% соответственно [Mera 2000b, р. 2 9–30]. Примерно параллельно падали ставки аренды. Дна цены достигли только в 2006 году, о причинах этого – ниже.

Cosmo World продает Pebble Beach с убытком в 300 млн долларов. Средняя цена членства в гольфклубе тоже падает – на 50% к началу 1992 года [Chancellor 2000, р. 321]. Itoman банкротится в октябре 1990 года. После ее банкротства выясняется, что ее подразделение недвижимости купило тысячи картин, чьи оценки были сфальсифицированы, а полученные под них займы ушли на финансирование недвижимости.

Все спекулянты картинами испытывают проблемы. В марте 1992 года некто Масахико Савада, который пытался «загнать в угол» рынок Ренуара, объявлен банкротом с долгом в размере 600 млн долларов, его картины арестованы. Галерея Yasumichi Morishita закрывается в 1994 году, а ее коллекция, когда-то оцененная в 30 мрлд иен, переходит к кредиторам [Chancellor 2000, р. 321–322].

За счет чего же удалось так раздуть пузырь? В каком-то смысле надувание пузыря напоминает замкнутый круг – чем выше цены на акции, тем больше кредитов можно взять под их залог и вложить в недвижимость. Это толкает цены на недвижимость вверх, и чем они выше, тем выше залоговая стоимость недвижимости, тем больше кредитов можно взять и вложить их в акции… Так в Японии ситуация и развивалась, но это верно для любой экономики в любой момент времени. Что же специфического было в Японии в 1985 годах, что пузырь не лопнул раньше?

Во-первых, это крайне дешевые деньги. По большей части размещения облигаций японских корпораций проходят в Лондоне. Размещения идут под очень низкие проценты: инвесторы ожидают продолжения укрепления иены – это раз; к облигациям обычно прилагаются варранты – то есть права на получение определенного количества акций – это два. Поскольку акции в цене растут, варранты крайне привлекательны для инвесторов, и они жертвуют процентной доходностью. При пересчете на иены процентные ставки оказываются отрицательными! В 1985–1990 годах японские компании привлекли 85 трлн иен новых денег через кажущиеся бесплатными инструменты с варрантами [Wood 2006, р. 182].

Во-вторых, это специфика расчета резервов японскими банками. В резервы разрешено включать вложения в акции, которые все время растут в цене. Это значит, что резервы все время увеличиваются и банки могут выдавать больше кредитов, а это ведет к увеличению предложения дешевых денег.

В третьих, нормы бухгалтерского учета разрешают показывать на балансе стоимость активов по исторической или текущей рыночной стоимости. По показателю Q Тобина акции казались сравнительно дешевыми, так как аналитики оценивали, что у японских компаний совокупная рыночная стоимость активов превышала балансовую стоимость активов примерно на 3,3 трлн иен. Это один из аргументов в оправдание высоких котировок. Как пишет Марк Фабер, как раз незадолго до конца бума на японских рынках акций и недвижимости пришло время Japan Inc., когда книги, документирующие превосходство японской системы, и многочисленные исследовательские отчеты оправдывали высокую оценку японских акций [Faber 2008, р. 153].

Торговля акциями с особых счетов (tokkin) не облагается налогом на прибыль. Возникают так называемые еigyo tokkin счета – средства на них находятся в управлении у брокеров. В Японии на рынке брокерских услуг существует олигополия – это «Большая четверка» брокерских компаний – Nomura, Daiwa, Nikko и Yamaichi. Между тем конкуренция за клиентов между ними сильна. Доходит до того, что по счетам еigyo tokkin гарантирована минимальная доходность в размерах, превышающих проценты по кредитам (8%) [Wood 2006, р. 119]. Это стимулирует приток денег на подобные счета, что вызывает рост стоимости активов и далее по кругу (см. выше). Общий размер денег на еigyo tokkin достигает 4 трлн иен (300 млрд долл.). На рынке играют 30 млн человек, из них 8 млн – новички, пришедшие на рынок во второй половине 1980-х годов[129]. При этом большая часть акций находится в перекрестном владении, а акций в свободном обращении мало.