Нежные щечки - Нацуо Кирино

Я выросла в шахтерском городке, в горах, в пятидесяти километрах от деревеньки, где живу сейчас. Мать умерла рано, меня воспитывала старшая сестра. Сейчас она живет в Румое. Отец мой, шахтер, постоянно твердил, что я должна жить поближе к морю, потому что там воздух лучше. Возможно, он ненавидел свою работу — жить в окружении гор, да еще лезть внутрь этих самых гор. Слова его крепко засели у меня в душе. Женихом моим стал потомственный рыбак из деревушки на берегу моря. Сразу после свадьбы он бросил рыбачить и открыл маленькую забегаловку на берегу — «Кирайсо».

В детстве с Касуми хлопот было мало. Я собиралась холить и лелеять свою единственную дочь, но Касуми часто оставалась без присмотра, пока я занималась делами забегаловки. Когда она оказывалась вне поля моего зрения, от тревоги сердце мое начинало учащенно биться. Вдруг ее унесет волной в море, что тогда делать? А вдруг попадет под машину на трассе? А что, если кто-то из проезжающих мимо увезет ее, просто поддавшись внезапному соблазну? Касуми же всегда тихонечко играла где-то рядом с домом. Она развлекалась, собирая на пляже хрупкие камешки песчаника, и, красиво раскладывая их, строила из них домики, бегала наперегонки с бродячими собаками, рисовала картинки на мокром песке щепками, принесенными морем.

— Касуми, ты что делаешь? — крикнешь ей, и она радостно бежит к тебе.

За ней бежит увязавшийся следом пес, но отстает на полпути — ко мне собаки боялись приближаться. Они любили только Касуми.

Возможно, что и сама Касуми доверяла только собакам. Порой ей, еще ребенку, было трудно угодить. Если же спросить меня, на чем конкретно я обжигалась, то, пожалуй, ничего такого и не было. Был у нее один пунктик — она любила все внимательно изучать и, если ей что-то не нравилось, никогда не шла на компромиссы. И дело было не в том, что она была какой-то уж очень осторожной. В своих решениях она скорее была дерзкой, чем осмотрительной. Если что-то считала правильным, то была даже чересчур послушной. Но муж считал, что Касуми слишком упряма для ребенка, его раздражало, что она порой поступала не так, как хотелось бы ему.

Иногда к нам в закусочную заезжали сезонные рабочие. Большинство из них работали на лесоповалах и стройках. Совсем редко заглядывали те, кто занимался морским промыслом, они приезжали из Тэсио и Хаборо. Они ехали по трассе, идущей вдоль берега, видели нашу закусочную и, видимо скучая по человеческому общению, останавливались у нас перекусить. Я знала, что все эти мужчины готовы были баловать любого маленького ребенка. Тоска по дому и усталость от дорожных треволнений заставляли их любить чужих детей, и все они как один не могли скрыть радости при виде детского личика. Маленькая Касуми тоже была всеобщей любимицей. Мужчины сажали ее к себе на колени, приговаривая: «Ой, какая лапочка!», «Ну до чего же нежные!» — прижимались к ее щечкам. Муж радовался: она прямо наша девочка-завлекалочка, — а мне все это было не по душе. Я понимала, что не все из посетителей относились к ней как к родному ребенку, были и такие, что просто обнимали и тискали ее, как маленькую собачонку. Я каждый раз выговаривала за это мужу, но тот был человеком слабохарактерным и не мог перечить гостям.

Однажды Касуми заставила нас здорово поволноваться: ее куда-то увел мужчина средних лет, приехавший на строительство дамбы. Касуми тогда было пять лет. Был конец июня. Стояли погожие, ясные дни. Мужчина появился в нашем заведении днем, хорошенько подналег на выпивку, а когда стало смеркаться, расплатился и ушел. Я заметила пропажу спустя какое-то время. На улице стемнело, а Касуми все не шла домой. Я так некстати чувствовала себя в тот день очень плохо. У меня обострилась моя хроническая болезнь, синдром Меньера: с утра у меня кружилась голова, и я с трудом держалась на ногах. С заказами посетителей я еще кое-как управлялась, но следить за Касуми уже не получалось. Муж злился, что ему приходится за меня подогревать сакэ. Я несколько раз просила мужа сходить посмотреть, как там Касуми, он ни разу не ответил. Такого капризного, совсем по-детски, человека, как мой муж, еще надо поискать. Я жила, постоянно раскаиваясь, что вышла за него замуж, а то, что случилось в тот день, до сих пор простить ему не могу. Я знаю, что когда Касуми подросла, она стала презирать меня за то, что я не ушла от ее отца. Через два дня Касуми живой и невредимой доставили в полицию. Хозяин гостиницы в Асахикаве заподозрил, что у постояльца чужой ребенок, и доложил куда следует. Мы с мужем закрыли заведение и поехали ее забирать. В полицейском участке мы увидели Касуми: она сидела на стуле, уставившись на леденцы, лежащие перед ней на столе, — видимо, кто-то угостил.

На дочери было платьице кричащего розового цвета, напоминающее наряд куклы Пэко-тян, символ большой сети кондитерских, где продают европейские сласти, на голове того же розового цвета огромный бант. Говорят, что, принарядив ее, мужчина расхаживал с ней повсюду, называя своей дочкой.

— Касуми! — бросилась я к дочери и прижала ее к себе; она, вздрогнув, посмотрела на меня. — Прости меня, доченька! Испугалась, наверное.

— Не-а, — покачала головой Касуми, лицо у нее было напряжено.

— Не испугалась? — изумился муж; Касуми утвердительно кивнула.

— Что это за дрянь! — Я сорвала с ее головы бант, и она, видимо наконец расслабившись, стала как-то обмякать, почти теряя сознание.

Я бросила бант на пол и стала топтать его. Касуми с отсутствующим видом наблюдала за мной. Мы переодели ее в одежду, которую привезли с собой. Касуми наконец дала волю эмоциям: из глаз ее хлынули слезы.

— Зачем ты пошла с дядей?

От неожиданности Касуми стала икать. Ну что можно было спрашивать с пятилетнего ребенка? Я поспешила взять свои слова обратно.

— Ладно, не будем об этом. Извини. Мама сама виновата, была занята, не усмотрела.

Касуми категорически отвергла и этот вариант.

— Не так все было. Это дядя спросил, не хочу ли я прокатиться на автобусе.

— Можно подумать, что поездка на автобусе для тебя такая редкость! — вставил муж. — Постоянно же ездишь.

— Но дядя еще сказал, что там, куда мы поедем, живут мои настоящие папа и мама, — серьезно объяснила Касуми.

— Не понимаю. А что, разве мы не твои настоящие папа и мама?

Я несколько раз тряхнула Касуми за плечи, но она продолжала смотреть куда-то в сторону. Даже когда я насильно заставила ее посмотреть на меня, глаза дочери, подернутые пеленой, смотрели будто сквозь меня. Полицейский сказал, чтобы мы не обращали внимания. «Не думайте, что ребенок чем-то недоволен, просто маленькие дети легко поддаются внушению». Но меня слова дочери потрясли до глубины души. Для мужа это происшествие, похоже, тоже не прошло бесследно. Со временем мне стало казаться, что он стал с ней суровее обычного.

Касуми похитили всего на два дня, но ее исчезновение породило много слухов. И в слухах этих было, видимо, немало преувеличений. Но до меня они не доходили, может, именно потому, что были слишком ужасны. Возможно, мой муж и пытался защитить доброе имя нашей дочери, но мне об этом ничего не известно. У мужа была своя компания, и я, будучи не из этих мест, не была в нее вхожа. Честно говоря, я не особенно переживала по поводу Касуми. Что бы там ни было — да что может запомнить пятилетний ребенок. Я смотрела в будущее с оптимизмом, веря, что она перерастет эти воспоминания. Пожалуй, я недооценивала, что значит стать жертвой сплетников.