Крест в круге - Дмитрий Герасимов

– Вы что мелете, несчастный?

– У меня пока нет доказательств, – продолжал гость, – но очень много фактов изложено в письме, которое я получил три недели назад. Если как следует поработать с этими фактами, то будут и доказательства…

– В письме? – переспросил Вадим и посмотрел на Наталью Владимировну.

Та опустила глаза.

– Можно мне взглянуть на это письмо? – спросил Вадим, когда все трое мужчин оказались на кухне.

– Не положено, – сухо ответил следователь.

– Мне кажется, – сказал Вадим, – я догадываюсь, что это за документ. Он написан Борисом Максудовичем Григорьевым, не так ли?

– Может, и так, – упрямо поджал губы Шпак.

– Вот оно что! – воскликнул Матвей. – А я голову ломаю! Вы бы хоть, молодой человек, на дату посмотрели, что ли…

Недоверчиво косясь на присутствующих, следователь достал из папки несколько мятых страниц и спешно пролистал их до конца.

– Двадцатое марта шестьдесят шестого года, – прочитал он и смущенно откашлялся.

– Меня интересует другое! – воскликнул Матвей. – Это так и не отправленное тридцать лет назад Борисом письмо я сохранил в архиве твоего отца, Вадим, который ты недавно просматривал. Но как оно сейчас попало в прокуратуру?

– Думаю, это просто, – печально усмехнулся тот. – У меня – очень ответственный почтальон!

– Наташа! – ахнул Матвей.

– Конверт лежал на моем столе, – пояснил Вадим, – я не успел его убрать. А она, видимо, взяла и отправила.

– Верно, – вставил следователь. – Обратный адрес вписан женской рукой.

Он чувствовал неловкость и теперь раздумывал, как ее сгладить.

– В общем, сглупил я… – Шпак опять покашлял в ладонь. – Извините.

– Бывает, – великодушно отозвался Матвей. – Чаю хотите?

– Скажите, – сказал следователь, прихлебывая из чашки, – а этот… Борис Максудович… Словом, как он умер?

– Отец был болен, – тихо ответил Вадим, – всю свою жизнь…

Матвей поймал на себе взгляд Шпака и прищурился:

– А почему вы спрашиваете?

Следователь откинулся на стуле и пожал плечами:

– Согласитесь, этот Борис Григорьев совершенно недвусмысленно указывает на вас как на своего потенциального убийцу. Даже способ описывает.

Матвей передернул плечами:

– Ну, Вадим же только что объяснил: он был болен. Это – душевная болезнь, понимаете?

– Душевная? – переспросил следователь. – То есть вы хотите сказать, что ему все померещилось? И роман, и сокровища?

– Главное его сокровище, – опять объяснил Вадим, – это любовь к моей матери. А роман… Роман он так и не написал.

– Но он же был известным писателем? – уточнил Шпак.

– Всю свою жизнь он прожил в собственном неведомом мире. И в этом своем мире он, наверное, действительно был писателем.

Следователь покачал головой:

– Загадками говорите… «в своем мире…», «душевная болезнь»… А между тем он совершенно ясно пишет… Вот послушайте…

Шпак опять вынул пожелтевшие страницы, поводил по ним пальцами и наконец прочитал:

...

«Мне известен даже способ, каким указанный гражданин намерен совершить данное злодеяние – введение мне под кожу смертельной дозы инъекции».

Он вопросительно уставился на Матвея.

– Вы опять за свое? – воскликнул тот. – Мы же выяснили, что этим подозрениям тридцать лет!

– А наследство? – быстро спросил следователь, вставая из-за стола. – Кто получил наследство Бориса Григорьева?

– Я, – неожиданно ответил Вадим. – Сейчас я вам его покажу…

Он открыл свою сумку, стоящую под столом, и достал из нее старую, потертую тетрадь в клеенчатом переплете.

– Это и есть наследство Бориса Григорьева, – сказал он с грустью. – Тетрадь, в которой он писал будущее … Есть еще ножичек для бумаг.

– Ножичек для бумаг? – рассеянно переспросил следователь.

Казалось, он даже не слушал Вадима. Его взгляд нащупал какой-то интересный предмет на открытой полке между раковиной и кухонным пеналом.

Матвей проследил за этим взглядом, побледнел и сделал попытку быстро встать из-за стола.

– Минуточку, – остановил его следователь и небрежно подошел к полке. – У вас есть в доме больные диабетом?

Матвей хранил гробовое молчание.

– Нет у нас диабетиков, – растерянно пробормотал Вадим. – А почему вы…

– Тогда, наверное, есть кто-то, кому требуются инъекции? – Шпак осторожно, двумя пальцами, достал с полки использованный шприц с насаженной иглой.

Вадим открыл рот и медленно перевел взгляд на Матвея.

Тот шумно поднялся из-за стола.

– Да! – сказал он с вызовом. – Это мой шприц!

Следователь удовлетворенно кивнул и, повернувшись к окну, рассмотрел свою находку на просвет.

– Здесь было какое-то лекарство, – спокойно констатировал он и, обернувшись к Матвею, поинтересовался: – Мне нужно беспокоить экспертов, чтобы услышать, что в шприце был яд?

– Не нужно, – сказал Матвей. – В шприце был яд…

Он подошел к Вадиму и взял его за руку.

– Прости меня, мой мальчик… Мне пришлось это сделать, чтобы он не мучился. Каждый день превратился для него в пытку, и я избавил его от страданий. И – тебя тоже… Тебе было бы больно видеть это, и я дождался, когда ты уедешь в командировку.

– Я понимаю, дядя Матвей, – со вздохом сказал Вадим. – Понимаю…

– Секундочку, – нахмурился следователь. – Вы о чем говорите-то? Вы только что признались в убийстве, правильно я понял?

– Да, – развел руками Матвей, – я только что признался в том, что собственноручно усыпил Пунша.

– Это наш пес, – пояснил Вадим. – Он был очень стар и болен… А последнее время даже не вставал из своего угла и все время плакал.

Следователь бросил шприц обратно на полку.

– Прошу вас, – произнес он с досадой, – сейчас же ответить мне без загадок и головоломок: когда и при каких обстоятельствах умер Борис Максудович Григорьев?

– Это произошло, – с расстановкой сказал Вадим, глядя Шпаку в глаза, – двадцать шестого апреля тысяча девятьсот шестьдесят шестого года. Мне было три месяца от роду…

– Он погиб во время ташкентского землетрясения, – пояснил Матвей.

– Тогда же погибла моя мать, – добавил Вадим, – и еще один очень хороший человек, который спас мне жизнь. С тех пор дядя Матвей мне за отца и за мать…

В коридоре Шпак замешкался.

– Знаете, – сказал он вдруг, – а можно мне взглянуть на ваше наследство?