Возвращение в Египет - Владимир Шаров

Годы земного царствования монарха есть время «перебора людишек». Власть изо дня в день ищет народ, пригодный для вечной жизни. Вне конкурса невинно убиенные. Для тамошних военных походов, других великих свершений лучше них нет никого.

Между братствами и остальными поминающими своих погибших вечный спор, чья жертва с изъяном, а чья чистая. Почему одну Господь примет, другую отвергнет. Про убитых намеренно Ходынцы (Трубные с ними согласны) говорят, что это счеты между людьми, Бога в них нет. Впрочем, повторяют, что Господь чтит всех невинно убиенных.

Ходынцы и Трубные: первые ликовали, вторые шли, без меры горюя. И те и те равно кончили смертью. Получается, что твой кормчий прав. Спаслись лишь бежавшие.

Ходынка – авангард тех, кто решил, перейдя Красное море, вернуться в Египет. Трубные – последний отряд. В первых много радости, во вторых – одна скорбь.

Ходынцы были задавлены во здравие, Трубные – за упокой эпохи, в которую мы все жили. Ходынка была прелюдией. Трубная – последней вязанкой дров, брошенной в печь, финальным, завершающим аккордом.

Мы вошли в Ходынские ворота и вышли через Трубные. Между – загон, где нас клеймили. Одних определили на убой, другим оставили жизнь.

Все мы сами для себя делаемся тесными вратами. Пройти их, сподобиться Царствия небесного удастся немногим.

Пятьдесят семь лет между Ходынкой и Трубной – тесные врата. Мы ломились в них, не жалея ни себя, ни других. Ломились так, будто нас и впрямь преследовал антихрист.

Я рассказал кормчему про братства, он подтвердил, что Красное море – отросток Потопа. Ходынка, Трубная – его берега и тут же две стоянки на пути в Землю Обетованную.

В селах вокруг Нижнего Новгорода, когда-то сплошь староверческих, многие дома сверху донизу украшены резьбой. Среди не встречающегося больше нигде – фигуры запутавшихся в адских сетях и утонувших русалов. Кормчий говорит, что их режут в память о тех несчастных, кто, переходя Красное море, – всё равно, куда они шли: из Египта в Синай или обратно из Земли Обетованной в Египет – посреди моря, когда оба берега ушли за горизонт и вокруг не было ничего, кроме воды, потеряли голову и так, мечась туда-сюда, в конце концов захлебнулись, пошли на дно.

Я прочитал кормчему твое письмо про Ходынцев и Трубных, и он сказал, что между русалами и членами этих братств немало общего. Заказчики резьбы (как правило, они потомки утопленников) и по сию пору убеждены, что, в отличие от пошедших за Моисеем и тех, кто твердо верил, что именно в Египте человек сам, своими руками сможет построить Рай на земле, смерть их родных не имела смысла, и очень от этого страдают. И вот резчики, желая им угодить, изображают русалов спасителями всех тех, кто, как и они, однажды оказался посреди моря греха и теперь безо всякой надежды пытается выплыть.

Думаю, погребальные богатства – нечто вроде заградительных бонов, между – сильное течение с водоворотами, опасное для любого пловца. Но в нас не было страха, и запреты никого не смущали. В воду мы лезли с детской доверчивостью, ликовали, смеялись, когда воронка, затянув почти ко дну, затем выбрасывала в круг, на арену имени Классовой борьбы. Теперь уже здесь, под куполом цирка, мы с азартом освобождали, как звери, выгрызали себе место. Крови было столько, что опамятоваться, разобраться, что к чему, никто и не пытался.

Увидишь Валентина, скажи, что, если снова будет рисовать врата, которые образовали Ходынское и Трубное братства, пусть перекроет их увитой цветами проволочной аркой с надписью: «Отворите мне врата справедливости, войду в них и возблагодарю Бога». Если бы нам не привиделись эти слова, всё сложилось бы по-другому.

Россия на рубеже веков набрела на ряд ответов: «Все мы один организм», «Можно воскресить всех убитых» – и не испугалась, не оробела, а ведь отыграть назад было еще не поздно.

Пойми, революция была неизбежна, потому что не соблазниться, не встать, не пойти проверить то, что она обещала, однажды сделалось невозможно.

Искушало не только приходившее извне, но и Господь. Все эти надежды снискать на земле Рая Небесного – литургии и гари, а дальше уже без конца и без края, от скопцов до коммунизма. Господь звал к Себе, звал, и мы, не имея сил устоять, на полпути, ничего не доделав, всё бросали и с восторгом, с упованием спешили в мир иной.

Не думаешь ли, племянник, что народ в России и вправду, сколько мог, поспешал в светлое будущее, но перед ослицей, на которой он ехал, как у Балака, всякий раз вставал ангел Божий, и она сворачивала не туда?

Осваивая заимку, поднимая целину, мы выкорчевывали, а потом жгли всё, что там росло раньше. Дальше по пеплу и гари сеяли жито, и всякий раз верили, что это поле – уж точно Земля Обетованная, до скончания века она будет течь молоком и медом. Но не проходило семи лет – поле переставало родить, и опять надо было подниматься, искать другой участок, расчищать его. Одно – два поколения спустя наши дети, ничего не зная и ни о чем не помня, возвращались на старое место и не находили там ничего, кроме обычного кустарника и успевшего укорениться леса. Со стороны, конечно, было видно, что мы, как колодезный мул, ходим, ходим по кругу и с этой орбиты уже не сойдем. Но сами мы по-прежнему верили – впереди Святая Земля, не сомневались: рано или поздно до нее дойдем.

Я не циничен, оттого думаю, что мы верили и были обмануты. Просто одни хотели обмануться и обманулись, другие были осторожны, даже опасливы и всё равно обманулись.

Революция несомненно есть высший разум. Тихо стоя в стороне, она смотрела, как дворянин (Гоголь) глумится над дворянством, дала возможность монархии (Александр II) воспользоваться этим, освободить крестьян, а когда как итог после развода обе власти потеряли интерес к жизни, впали в депрессию, вышла на авансцену, смела и ту, и другую.