Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России - Александр Лукомский

Часто приходилось слышать недоуменные вопросы о том, как это правое крыло Думы и октябристы достигли того, что в Комиссию обороны не попали кадеты. Правые и октябристы приписывали это себе; они говорили: «Мы не допускаем в Комиссию обороны кадетов и левое крыло Думы». Относительно левого крыла Думы, явно революционно настроенного (но очень незначительного по своему составу), они были правы, но кадетов они могли не допустить лишь при нежелании самих кадетов участвовать в работах комиссии.

Кадеты отлично понимали, что их участие в работах Комиссии обороны не дало бы им никакого перевеса в решении вопросов в ту или иную сторону. Но участие их представителей в комиссии, принимавшей решения, могло связать им руки в общих заседаниях Думы. Не принимая же участия в работах Комиссии обороны, члены кадетской партии были свободны в своих речах в заседаниях Государственной думы. Здесь они могли с кафедры произносить якобы высокопатриотические речи и, обращаясь к народу, доказывать, что только они являются истинными защитниками всех прав этого народа.

Для нас же, повторяю, отсутствие в Комиссии обороны представителей кадетской партии являлось облегчением в порядке проведения законопроектов. Кроме того, надо сказать правду, правительство не доверяло кадетской партии и было бы стеснено трактовать перед ее представителями некоторые вопросы, связанные с государственной обороной; без их же участия в Комиссии обороны военное ведомство не делало от членов комиссии никаких секретов.

В составе Государственной думы, как и во всяком выборном парламентарном учреждении, были всякие члены, и талантливые, и ординарные, и никуда не годные, но все же общий состав членов Думы поражал своей серой массой, значительно ниже среднего уровня. Я не имею в виду состав депутатов от духовенства, крестьян и рабочих; среди этих групп посредственность и уровень «ниже среднего» были естественны. Но поражала посредственность среди интеллигентной массы, среди лиц, кои, казалось бы, должны были бы представлять «соль земли Русской».

Среди правого крыла выделялись как лидеры Марков 2-й, Пуришкевич, Павел Крупенский и Замысловский. Все их хорошо знают, и делать им характеристику не приходится. Из октябристов прежде всего надо остановиться на трех последовательных председателях Государственной думы: Хомякове, Гучкове и Родзянко. Хомяков, конечно, был очень значительной фигурой по своему благородству, образованию и житейскому опыту, но, к сожалению, не обладал достаточным характером и часто, стремясь к справедливости, был недостаточно определен и недостаточно тверд. В Думе про него сложили непристойную песню, что он «между правой и левой болтается».

Гучков был очень волевым и крупным человеком. Говорил он мастерски. Речи его не блистали ораторским искусством, и говорил он довольно тихим голосом, но были всегда настолько умны и содержательны, что зала замирала и было отчетливо слышно каждое его слово. Помешало ему стать действительно большим государственным человеком то, что он был слишком личный человек. Болезненное самолюбие в связи с безусловной аморальностью делали то, что он вопросы личных антипатий часто переносил на дело, которому иногда этим мешал, и этим же подрывал свой авторитет. Начал он борьбу с военным министром Сухомлиновым и прибегал иногда к недопустимым приемам. Затем возненавидел Государя и позволял себе недостойные выходки. Думаю, и поехал он в Псков в 1917 году с предложением Государю отречься от престола, главным образом чтобы удовлетворить чувство личной мести.

Родзянко был красочным, но. глупым. Недаром его кто-то прозвал носорогом. Сам того не желая, он, безусловно, много содействовал нарастанию настроений, которые облегчили революционерам произвести весной 1917 года государственный переворот.

Из октябристов выделялись: Никанор Васильевич Савич189 – очень скромный, но честный человек и превосходный работник. Он специализировался по морской и артиллерийской частям. Николай Николаевич Львов190 – высоко порядочный, но увлекающийся донкихот. Его специальность были вопросы внутреннего настроения, деревенский, сельскохозяйственный. Если он говорил кратко – выходило ярко и хорошо; если выступал с длинной речью – выходило нудно. Кто-то из его же товарищей по партии прозвал его «скрипучая телега». Граф Беннигсен и Балашов были довольно посредственными, хотя, по-видимому, играли роль в своей партии. Значительную из себя фигуру представлял председатель Бюджетной комиссии Алексеенко.

Для меня представляло всегда загадку выдвижение в Государственной думе на первые роли (был товарищем председателя Думы) Ал. Дм. Протопопова191. Не блистал умом и другой товарищ председателя Думы, князь Волконский (правого крыла), но был человеком с характером и безукоризненно порядочным. Протопопов же всегда производил впечатление человека и не умного, и не волевого, и не устойчивого в своих убеждениях, и не твердого в вопросах моральных.

Волею судеб мне пришлось познакомиться с ним довольно близко. Сначала нас свел Сухомлинов, который рекомендовал мне установить с Протопоповым хорошие отношения, как с человеком очень полезным для военного ведомства (по началу службы Протопопов был офицером лейб-гвардии Конно-гренадерского полка и подчеркивал, что военное дело ему ближе всего); затем Протопопов был избран докладчиком в Государственную думу нашего законопроекта об отбывании воинской повинности. Работать мне с ним по этому вопросу пришлось много; он действительно нам (военному ведомству) очень помогал, являясь как бы нашим агентом в Государственной думе. Когда этот законопроект был проведен, Протопопов обратился ко мне с просьбой устроить ему подарок от Высочайшего Имени, но. не оглашая, что это делается за содействие по проведению в Думе законопроекта об отбывании воинской повинности. Я доложил военному министру. Сухомлинов это дело провел, и Протопопов как-то под сурдинку получил портсигар с вензелем Государя Императора. После этого Протопопов воспылал ко мне нежными чувствами и, приезжая ко мне на квартиру (часто довольно поздно по вечерам), давал мне на заключение проекты своих речей в Государственной думе или делился со мной различными сведениями. Помню, что от него впервые я услышал о сплетнях, которые распускались относительно близости Распутина ко Двору. В этот период Протопопов был настроен против Распутина, но впоследствии, как известно, постарался приблизиться к «старцу» и не без содействия последнего приобрел благосклонность Императрицы Александры Федоровны.

Из кадет наиболее яркой фигурой в Думе был, конечно, их лидер Милюков. Все его знают. Затем, яркими фигурами были Маклаков192, Родичев193, Шингарев и некоторые другие. По талантливости и образованности эта партия имела в своем составе довольно много заметных лиц, но. все это по духу было враждебно нам, и к ним не было никакого доверия.

Теперь я перейду к характеристике военных, с которыми меня свела судьба в Петербурге, а также тех, с которыми мне пришлось познакомиться при моих ежегодных поездках по России.

Сухомлинов — военный министр. О нем я уже довольно много сказал как про командующего войсками Киевского военного округа. Конечно, и на посту военного министра он остался тем же умным человеком, быстро схватывающим суть дела, чарующим собеседником и чрезвычайно приятным знакомым. От работы он не бегал, но таковой и не искал. Я бы сказал, что на посту военного министра он старался читать и делать все, что полагалось с наименьшей затратой энергии.