Дочь палача и король нищих - Оливер Петч

– Господь свидетель, это безумнейший план из всех, что я когда-либо слышал, – пробормотал он, рассматривая результаты своих трудов на указательном пальце. – Так, значит, этот сумасшедший решил отравить весь Рейхстаг…

– Не делай вид, что тебя это так изумило! – злобно перебил его лекарь. – И про этот порошок ты наверняка узнал гораздо раньше! Я знаю, что ты действуешь в интересах нескольких партий. Скажи, кто велел тебе за нами следить?

Натан насмешливо вскинул брови.

– Ага, отсюда и ваш преждевременный побег… Мне следовало догадаться. – Он торжественно поднял руку. – Клянусь святым Мартином, покровителем нищих, я действительно не имел обо всем этом ни малейшего понятия! Впрочем, сейчас не время читать проповеди.

Он кивнул на пылающие останки мельницы. С Каменного моста уже сбегались первые стражники, но, завидев катастрофу, останавливались как вкопанные. Мельницу было уже не спасти. Теперь речь шла только о том, чтобы оградить от пламени соседние строения.

– Рано или поздно эти болваны наверху нас заметят, – проворчал король нищих. – Ты, по их мнению, и так уже полгорода спалил. Если тебя здесь поймают, то на эшафоте выпотрошат, четвертуют и сожгут, как знаменитого огненного демона. Что ж, тогда ты хотя бы впишешь свое имя в историю города. Тоже неплохо.

Симон что-то несогласно пробормотал; он о чем-то раздумывал.

– Чего ты там шепчешь? – спросил Натан. – Ты меня что, не слышал? Ноги делать пора!

– Я вот думаю, куда Сильвио мог увезти Магдалену и спорынью, – проговорил Симон тихим голосом. – Он говорил про другой план и что жертв от него будет больше. Что за план такой, будь он неладен?

– Может, он хочет использовать спорынью каким-то другим способом? – ответил Натан, пожимая плечами. – Ее можно в пиве или в вине размешать, или как там еще, не знаю.

Симон покачал головой.

– Для пива и вина ему пришлось бы для начала посвятить в свои замыслы нескольких пивоваров и виноделов. Это слишком рискованно. С пекарем Хабергером он уже просчитался. Все должно быть гораздо проще. Вот только как?

Ему вспомнились вдруг слова, с которыми Сильвио попрощался с ним, уходя с мельницы. Как уж венецианец сказал тогда?

«Человек не хлебом единым живет…»

Что требуется человеку для жизни? Немного еды, крыша над головой, теплый очаг, вода…

«Вода».

Симон хлопнул себя по лбу.

– Ну конечно! – воскликнул он. – Каждому в Регенсбурге нужна вода! Чтобы мыться, пить, варить пиво… Сильвио хочет заразить спорыньей городские колодцы. Только так он будет уверен, что во время Рейхстага отравятся все, кому следует.

Натан задумчиво склонил голову.

– Как ты себе это представляешь? – прошепелявил он. – В Регенсбурге сотни колодцев. Ему что, ходить к каждому по отдельности и сыпать туда отраву? Слишком явно.

– Нет, конечно! Ему нужно высыпать спорынью в воду до того, как она достигнет колодцев…

Он задумался на секунду, после чего спросил взволнованно:

– Здесь в округе есть какие-нибудь источники, питающие город? Какое-нибудь хранилище? Может, подземные ручьи?

– Про ручьи я не знаю, – пробормотал Натан. – Но…

– Что? Говори же!

Губы нищего растянулись в ухмылке, так что криво посаженные зубы сверкнули на полуденном солнце.

– Конечно, такое вполне возможно. Этот венецианец действительно хитрее лиса.

– Что ты имеешь в виду? – прошипел Симон. – На кону стоит жизнь Магдалены! Говори, пока я тебе в глотку не вцепился!

Натан сочувственно взглянул на лекаря.

– Каким образом? Ты связан… – Он наклонился к Симону. – У меня к тебе предложение: я развязываю тебя и рассказываю, куда Сильвио уехал с твоей возлюбленной. Но взамен, когда все это закончится, ты посмотришь мои зубы. Выглядеть они должны в точности как раньше. Договорились?

– Да я тебе новенькую челюсть выточу, если понадобится, – проворчал Симон. – А теперь режь наконец эти проклятые веревки.

Магдалена услышала взрыв в тот миг, когда повозка загрохотала колесами по мостовой Каменного моста. Связанная и с кляпом во рту, она лежала, зажатая между мешками, посреди повозки. При взрыве девушка вздрогнула, и внутри у нее что-то оборвалось.

«Господи, Симон! – подумала она. – Этого не может быть! Только не с моим Симоном. После всего, что мы пережили с ним вместе!»

Она до последнего надеялась на чудо, молилась всем четырнадцати святым помощникам, чтобы мельница не взорвалась. Но чуда не произошло, здание взлетело на воздух, а вместе с ним и ее любимый Симон, с которым они приехали в Регенсбург, чтобы вместе здесь состариться.

«Господи, и зачем мы только уехали из дома!»

Слезы текли по ее лицу и смешивались с потом, мукой и отрубями. Всюду начали раздаваться крики, затем Магдалена услышала торопливые шаги: люди сбегались к ограждениям, чтобы поглазеть на яркое и трескучее представление. Сквозь груды мешков до нее доносился гул множества голосов.

– Это большая мельница на Верде! – услышала Магдалена чей-то выкрик. – Должно быть, мука взорвалась. Дед мой как-то рассказывал мне про такой пожар…

– Мельник, наверное, опять напился…

– Курил он! Это чертово зелье! Набил себе трубочку да и отправился вместе с зерном на небеса…

– С дороги! Мука для ратуши! Дайте же наконец проехать!

Последний голос принадлежал Сильвио: криками и кнутом венецианец пытался расчистить дорогу сквозь толпу. Стражников возле сходней он подкупил, Магдалена вполне отчетливо слышала звон монет. На мосту громадная повозка ввиду случившейся катастрофы уже не привлекала никакого внимания; люди слишком заняты были зрелищем и разговорами.

Возле ворот за мостом, при въезде в город, повозку тоже никто не останавливал, и она заколесила по улицам и переулкам. Время от времени до Магдалены доносился размеренный топот: видимо, стражники из кварталов спешили к Верду тушить пожар; где-то звенели колокола. На тяжело нагруженную повозку, на которой, помимо венецианца, сидели еще пятеро плотогонов, никто не обращал внимания. Временами Магдалена чувствовала перед лицом чью-то ладонь: кто-то из мужчин, вероятно, проверял, дышит ли она еще. При этом он не забывал заодно облапать ее грудь и бедра или потуже стянуть веревки.

Наконец повозка остановилась. Магдалена попыталась по звукам определить, где они находились. Но, кроме отдаленного бормотания и надрывного звона колоколов, слышно ничего не было. Все тело чесалось, в волосы забралось какое-то насекомое, но Магдалена не могла даже пошевелиться. Точно оживший мешок, она лежала среди размолотой спорыньи и вдыхала пыль вперемешку с мукой.

– Сто-ой! Слезай с повозки, и поживее!

Голос принадлежал стражнику, к возражениям, судя по всему, не привыкшему. Магдалена затаила дыхание. Неужели она спасена? Может, кто-то из плотогонов проболтался и теперь отраву разыскивали по всему городу?