Османская империя. Шесть столетий от возвышения до упадка. XIV-XX вв. - Джон Патрик Бальфур

Итак, Дамад Али-паша шел на Петервардин, где в полной боевой готовности были сосредоточены силы принца Евгения. Вначале янычары имели успех, прорвав центр австрийской пехоты. Но Евгений бросил туда подкрепление для контрнаступления и атаковал янычар другим отрядом пехоты с фланга. Турки дрогнули, и атака тяжелой имперской кавалерии — рода войск, пока еще незнакомого туркам, — опрокинула сипахов, которые вышли из боя и в панике отступили. Великий визирь попытался злыми упреками и ударами сабли остановить отступающих, но результата не достиг и поскакал с группой офицеров в самую гущу схватки (точно так же поступил Кепрюлю Мехмед при Сланкамене более двадцати лет назад) в отчаянной надежде спасти ситуацию. Как и Мехмед, он был смертельно ранен попавшей ему в голову пулей, доставлен на лошади в Карловицы, где его смерть предрешила окончательное поражение турецких войск.

Развивая свой успех, принц Евгений осадил и взял крепость Темешвар, последний остававшийся в Венгрии оплот ислама, которая находилась в руках османов со времен правления Сулеймана Великолепного. Евгений Савойский благородно обошелся с гарнизоном крепости и помог жителям-мусульманам беспрепятственно уехать. Это было преддверие к плановому заселению и колонизации провинции немцами и австрийцами. После завершения этого процесса Темешвар стал известен как «маленькая Вена».

Захват крепости Темешвар стал прелюдией к осаде Евгением Белграда в следующем году. Здесь османы, идя на помощь своему гарнизону, вновь выставили на поле боя армию, вдвое превосходящую войско Евгения Савойского. Хотя положение австрийцев было критическим, их спасли промедления, колебания и некомпетентная тактика турок. Излишне уверенные в том, что крепость должна обязательно остаться турецкой, они медлили с началом атаки на осаждающих. И тогда находившийся в крайне сложном положении принц Евгений, несмотря на то что обстоятельства были явно против него, решился на дерзкий удар возмездия. Он пошел на штурм позиций османов, достигнув эффекта внезапности и сразу же посеяв панику в рядах противника. Прямо по центру его пехота, поддержанная на флангах кавалерией, пошла вперед с развевающимися знаменами и под барабанный бой, навстречу жестокому артиллерийскому огню главной батареи турок. Выдержав обстрел и вплотную приблизившись к батарее, австрийцы пошли в штыковую атаку, нанеся по янычарам настолько разрушительный удар, что весь фронт пришел в полный беспорядок.

Так дерзкое командование принца Евгения Савойского полностью изменило ход событий, и Белград попал в руки австрийцев, причем снова, как и под Петервардином, при огромных потерях в живой силе и технике в разбитых турецких частях. Сам принц Евгений был ранен в сражении, которое император объявил «величайшей победой всех времен». Эта победа вошла в австрийский фольклор песней, которую впоследствии пели многие поколения имперских армий, когда шли в бой.

Между тем пришло время подумать о мире. И вновь, как в Карловицах, Англия и Голландия выступили в роли посредников — инициаторов принципа uti possidetis — «чем владеете, тем и владейте». В 1718 году в небольшом сербском городке Пожаревац был подписан мирный договор между Австрией, Венецией и Османской империей, по этому договору Османская империя окончательно уступила Габсбургам все, что еще оставалось у нее в Венгрии, хотя не все жители этих мест были довольны таким решением; также большую часть Сербии, включая Белград и Семендрию (Смедерево), большую часть Валахии и важную часть Боснии. Это дало императору Карлу VI господствующее положение в Восточной Европе, какого не могли добиться его предшественники в великие дни борьбы с турками.

Только Венеция при сепаратном договоре серьезно пострадала от османов, уступив всю Морею и удержав только Корфу, Ионические острова и несколько портов в Далмации и Албании, также отдав султану часть территории, которая открыла ему доступ к границам Рагузы, союзницы турок. Здесь, благодаря Османской империи и вопреки ее слабости, по существу был положен конец Венецианской республике как реальной политической силе. Это явилось некоторой компенсацией для турок. Но цена, которую за нее пришлось заплатить в Восточной Европе, означала продолжение упадка Османской империи. Карловицкий договор показал, что турки больше не могли считаться серьезной угрозой Западу. Пожаревацкий договор окончательно утвердил их в положении обороняющейся стороны, которая вряд ли способна замышлять по собственной инициативе дальнейшую агрессию в Европе.

Султан Ахмед III, в общем миролюбивый человек, теперь получил возможность наслаждаться миром в течение последних двенадцати лет своего правления — периода, во время которого намечалась серьезная тенденция к европеизации и реформам. Родившийся вне стен Сераля во время военной кампании, отпрыск любимой фаворитки своего отца, он избежал изоляции «Клетки» и, хотя испытывал влечение к женщинам, сумел с юности сохранить определенный иммунитет к влиянию и интригам гарема. Правитель, наделенный терпимостью, он был утонченным светским и культурным человеком, способным воспринимать цивилизованные вкусы и Запада и Востока. Увлекаясь музыкой, литературой и искусствами, он собрал вокруг себя талантливых придворных поэтов и обогатил свой Сераль новой библиотекой, которая систематически пополнялась ценными рукописями.

Личные таланты Ахмеда были главным образом эстетическими, и он нашел для них выход в проектировании и строительстве многочисленных зданий. Он не был городским жителем и находил отдохновение в прелестях природы — тени деревьев, аромате цветов, пении птиц, журчании воды. Ахмед порвал с ограничениями Большого сераля, чтобы создать для своего двора и своих пашей новый образ жизни в летнее время — на великолепных курортах, расположенных на разных морских побережьях. Одним из них был райский уголок «Сладкие воды Европы», что во главе бухты Золотой Рог, где он повернул русла двух рек, чтобы устроить облицованные мрамором каналы, искусственные озера, каскады и фонтаны и таким образом обеспечить водой роскошные сады.

В центре султан воздвиг для себя летний дворец Саадабад, взяв за образец французский замок XVII века Марли, план которого посол Турции привез ему из Парижа. Вокруг него выросли другие дворцы, павильоны, беседки, виллы, числом не менее сотни. Эти постройки в основном возводились не так, как раньше, — из камня и украшенного орнаментом мрамора, а из более экономичных материалов — дерева и гипса. Это открывало простор для фантазии в стиле, подражавшем французскому декоративному искусству, что, в свою очередь, вызвало появление в Париже моды на все турецкое. Аналогичные «города удовольствий» вскоре украсили «Сладкие воды Азии» и избранные участки азиатского побережья Босфора. Построенные разными архитекторами, привезенными и из Европы, и из Азии, эти резиденции, как отметил французский посол Луи Савьер де Вильнев, отражали стили очень разные, так что иногда можно было подумать, что находишься в Париже, а иногда — в Исфахане. Все эти сооружения, в сущности, напоминали импровизированные сценические декорации для роскошных и живописных развлечений. Турецкий двор, в поисках разнообразия и перемен, постоянно изобретал что-то новое.

«Иногда он появлялся плывущим по волнам Босфора или Золотого Рога на элегантных каиках под шелковыми шатрами; иногда — следующим в длинных кавалькадах к одному из мест, предназначенных для развлечений… красота лошадей и роскошь сбруи придавали этим процессиям особую привлекательность; лошади гарцевали в сбруе из золота или серебра, их головы были украшены плюмажем, попоны сверкали драгоценными камнями».