Османская империя. Шесть столетий от возвышения до упадка. XIV-XX вв. - Джон Патрик Бальфур

От этого больше всего страдали сами иностранные миссии. Принимая необходимые меры и плетя интриги для выполнения данных им поручений, оказывая от имени своих правительств давление в проведении необходимой политики, которая даже могла совпадать с интересами османов, они вели жизнь полную постоянного разочарования и крушения планов. Живя вдали от дома, отделенные от родины временными разрывами и ненадежной связью, послы постоянно чувствовали себя в равной мере изолированными от правительства, при котором были аккредитованы, в квартале иностранцев в Пере. Допускаемые в деловой центр Стамбула, лежащий на противоположном берегу Золотого Рога, лишь иногда, иностранные дипломаты на себе ощущали мелочную жестокость турецкого протокола. Частая смена власти внутри правительства, где в обстановке постоянных интриг один великий визирь непрерывно сменял другого; проволочки, уклончивость и прочие уловки мешали и бесконечно затягивали процесс переговоров.

А главное — иностранные дипломаты были ограничены языковым барьером. Никто из них не знал турецкого языка, и лишь очень немногие турки — поскольку власть перешла от правившего института обращенных христиан к чиновникам мусульманского происхождения — знали какой-либо европейский язык. Иностранный посланник, таким образом, зависел от собственного драгомана — переводчика и агента разведки, — который обычно был греком или левантинцем латинского происхождения. Действуя в качестве посредника в отношениях с чиновниками Порты, драгоман оказывался в положении, когда с помощью выборочного или тенденциозного перевода он мог повлиять на переговоры по собственному выбору. Он мог продвигать свои собственные интересы с помощью рассчитанных утечек сведений, передаваемых коллегам-драгоманам и другим единомышленникам.

Но в 1669 году эта система была рационализирована и усовершенствована путем создания только для христианских подданных, греков или армян, службы драгомана Порты. Драгоман Порты, как правило, привлекался из греческого торгового сообщества — фанариотов, и его ранг фактически соответствовал министру иностранных дел. Другие ответственные официальные посты вокруг него в дальнейшем распределялись между христианами, по большей части принадлежавшими к греческой ортодоксальной церкви. Это объяснялось тем, что греки, активно занимающиеся торговлей, были знакомы с языками Запада, которыми турецкая мусульманская элита, как правило, не владела, и посылали своих детей в такие западные учебные заведения, как университет в Падуе. В частности, они часто служили послами или губернаторами автономных христианских провинций. Так, с утратой значения рабского домовладения султана османы продолжали, не прибегая к мобилизации или насильственному обращению в ислам, использовать способности своих христианских подданных. По мере развития отношений с Европой работа драгомана Порты становилась все более напряженной. Она приняла форму регулярных контактов с иностранными дипломатическими представителями в целях обсуждения проблем бизнеса, включая обязанность перевода на приемах у султана и переговорах с великим визирем; ведение переписки с иностранными правительствами, которую драгоман Порты и штат его сотрудников должны были переводить с турецкого. Также в обязанности драгомана Порты входило изучение иностранных новостных изданий и подготовка обзоров для ознакомления турецкого правительства с жизнью Европы.

Тем не менее иностранные послы порой все еще подвергались — преднамеренно или нет — риску дипломатических разочарований. Таким в начале XVIII века был опыт маркиза де Вильнева, которому король Людовик XV дал указание, как послу, усилить в Порте позиции Франции, уступившей на протяжении прошлого века многое из своего влияния Англии. Согласно традиционным направлениям франко-турецкой дружбы, инициированным Франциском I, французский посол должен был, пользуясь личными добрыми отношениями, добиваться от Порты более позитивной политики в пользу Франции. Это было важно особенно теперь, когда диспропорция между слабостью турок и силой русских могла нарушить баланс сил в Европе.

Маркиз прибыл в бухту Золотой Рог в сопровождении блистательного конвоя, снаряженного так, чтобы продемонстрировать морскую мощь Франции. Но это было время празднеств на берегах Босфора, когда повсеместное царствование удовольствий исключало занятия политикой. Поэтому вручение верительных грамот французским послом было надолго отложено. Наконец султан дал ему официальную десятиминутную аудиенцию. Несколькими днями позже его принял великий визирь, и последовал продолжительный обмен любезностями. Вынужденный, хотя француз был некурящий, выкурить с ним трубку «в двадцать футов длиной», посол в конце концов попытался начать обсуждение двух вопросов: капитуляций и защиты христианских меньшинств. В ответ на это великий визирь любезно поинтересовался, действительно ли сады Версаля остались такими же красивыми и ухоженными, как всегда. Затем великий визирь увлеченно заговорил об их аналоге — садах, которые он посадил в «Сладких водах Европы». Несколько дней спустя драгоман Порты посетил французское посольство, чтобы попросить от имени своих владык поставить растения и луковицы из Франции. Только через восемь месяцев Вильнев, дошедший до предельно взвинченного состояния, был снова принят великим визирем.

Дело в том, что Порта на нынешней стадии своей оборонительной политики предпочитала австрийского имперского резидента в ущерб послу Франции. Турки после их унизительного поражения в Белграде стремились избежать нового конфликта, всячески умиротворяя императора различными уступками. Получив в Пожареваце торговые привилегии, реализованные в имперской Остендской кампании, Австрия могла теперь выступать в качестве серьезного конкурента для левантинской торговли. Кроме того, некоторые сообщества латинских христиан, разочаровавшись во французах, обратились к нему за помощью. Однако эта ситуация резко изменилась в 1730 году со смещением Ахмеда III и казнью его великого визиря. Благодаря ликвидации старого и появлению нового режима Вильнев смог, по крайней мере, сообщить о благоприятных перспективах османской поддержки французской политики.

Спустя несколько месяцев французский посол добился, при посредстве нового главного адмирала, снижения пошлин на французские товары. Затем новый франкофил, великий визирь Топал Осман, восстановил привилегированный религиозный статус Франции. Миссионеры, которых при его предшественнике низвели до статуса консульских священников, вновь получили свободу отправлять свои службы во всех христианских провинциях. Был специально подтвержден и иммунитет отцов церкви в святых местах, и турецкие власти перестали их контролировать. Христианам было разрешено восстановить сожженные мусульманами церкви (которые в свое время разрушались на том основании, что по ночам колокольный звон не давал заснуть ангелам в мечетях) и строить новые. «Император Франции», таким образом, еще раз предстал в качестве всемогущего покровителя веры.

Посол Вильнев, продолжая роль своих предшественников, теперь почувствовал себя вправе свободно действовать в качестве французского советника Порты в иностранных делах. Его друг великий визирь, воинственно настроенный, согласился с взглядами француза, не делая секрета из своей уверенности в необходимости османских действий в подходящий момент против австрийского императора на одном фланге и против царицы Анны (наследовавшей Петру Великому)[1] на другом.