Последний завет - Андрей Егоров

Герман насмешливо посмотрел на великана: он слышал о происшествии на берегу уже не в первый раз.

— Я тут это… — Густав покосился на следопыта. — Э-эх, да чего там говорить, упал я тут и вырубился, в общем. Все же удар по голове — это вам не слабая какая-нибудь штукенция. М-да. Кулаки у него были как из железа. Это точно.

За вечер история Густава успела порядком всех достать, но великан, не обращая внимания на кислые лица слушателей, рассказывал ее снова и снова, каждый раз приплетая новые подробности. Удар по голове прошел для великана без всяких последствий, он, во всяком случае, не обращал на ушиб никакого внимания. «Подумаешь, шишак вскочил, делов-то!» Герман пошутил, что череп Густава, наверное, сделан из цельной кости — такую черепушку молотом не пробьешь. Густав решил было обидеться, но потом хлопнул следопыта по спине и захохотал. Чувствовал себя великан отлично, и аппетит у него был самый превосходный — ужин Черный Принц уплетал за обе щеки.

Франц пострадал намного больше. Ангел сломал Госпитальеру нос, а под глазом у паренька красовался темно-фиолетовый синяк, в ноздрях торчали бинтовые валики: кровь никак не желала останавливаться.

Герман подумал, что, несмотря на сломанный нос и ушибы, Францу все же очень повезло. Если бы Ангел не занялся Густавом посчитав его более серьезным противником, сломанным носом Госпитальер точно не отделался бы…

После боя у реки они шли (точнее, ковыляли — приходилось нести на себе пребывавшего в бессознательном состоянии Густава и стонущего Франца) до тех пор, пока не стемнело. Дуго то и дело останавливался, вслушивался в звуки леса, иногда возвращался назад, потом вновь нагонял отряд. Пока все было тихо, погони Пилигрим, судя по всему, не заметил.

«Да и кто будет нас преследовать? — размышлял Герман. — Ни один из Ангелов не выжил, да и вряд ли во время стремительно развивавшейся перестрелки враги успели передать сообщение по рации. Что касается пленного Меганика, то он уже никому и никогда не скажет ни единого слова».

Герман видел, как Дуго ушел от берега реки в камыши, где они оставили пленного Меганика, и оттуда прозвучал приглушенный расстоянием выстрел. Когда возникала такая необходимость, Пилигрим становился жестким как кремень. Герман нисколько не осуждал его за это вынужденное убийство. Тащить за собой пленника — просто глупо. А оставлять или отпускать — поступок, достойный слабоумного.

«С другой стороны, — подумал Герман, — я сам вряд ли бы смог убить связанного человека, пусть он даже мой самый лютый враг».

Пилигримы — люди пустошей. Жизнь в вечных странствиях, полная смертельной опасности, необходимость всегда ходить по лезвию бритвы научили их жестокости. Главное для них — выжить любой ценой, донести ту или иную весть из одного города в другой, и снова — выжить, добыть образцы для Госпитальеров, и опять — выжить! Борьба за существование — их основной инстинкт, то, что движет ими в любых обстоятельствах. А чтобы остаться невредимым в этом недружелюбном, наполненном смертью мире, иной раз приходится самому становиться зверем.

Уникальное свойство Пилигримов — в мгновение ока утрачивать человечность, превращаясь в подобие разящего металла, в раскаленный добела, крушащий все преграды на своем пути метеорит, внушала следопыту чувство, похожее на страх. Люди, которые кажутся тебе давно знакомыми, в одночасье становятся чужими. Герда в случае опасности, угрожающей ей или ее друзьям, из милой девушки, столь трогательно заботившейся о малышке Моргане, превращалась в хладнокровную убийцу, без тени эмоций отправляющую на тот свет любого, кто вставал у нее на пути и представлял угрозу для ее жизни или жизни ее друзей. Иногда Герман ловил себя на мысли, что не знает, какая Герда настоящая — та, что скрывалась с ним от Бури в преддверии Четвертого Убежища, или та, что целилась во врага через перекрестье оптического прицела.

Густав наконец прекратил разглагольствования, отложил опустевший котелок, потянулся, почесал живот, рыгнул и сообщил, что устал и хочет спать. Слово великана редко расходилось с делом: через пару минут он уже спал безмятежным сном великовозрастного ребенка.

«Хорошо, когда совесть чиста, — подумал Герман, — и мозги не замусорены какими-нибудь умными мыслями».

Франц прогнусавил, что тоже попробует уснуть. Кряхтя от боли, он улегся на расстеленное поверх еловых ветвей одеяло.

Дуго молчал, размышляя о чем-то. Герда, подобравшись поближе к огню, продолжала изучать книгу Мегаников, порой она шевелила губами и сердито хмурилась, когда что-то казалось ей непонятным. Моргана, подтянув колени к подбородку, смотрела в огонь. Казалось, она полностью погружена в себя. Странная девочка… В деревне она до чертиков испугалась Герды и Германа, а сегодня смело бросилась на Ангела, хотя понятно было, что ей не удастся с ним совладать. Лишь появление Германа спасло ее от верной смерти.

Моргана почувствовала, что следопыт разглядывает ее, оторвалась от наблюдения за пляшущими языками пламени и посмотрела Герману прямо в глаза… На этот раз первым не выдержал следопыт. Он отвел взгляд и уставился поверх ее головы на темные силуэты сосен, стараясь собрать разбегающиеся мысли. Взгляд Морганы смутил его: была в нем и благодарность за сегодняшнее спасение, и страх за свое будущее, и боль потерь, и вековая усталость, и мудрость взрослого человека.

«Сколько же пережила эта малышка, если у нее в глазах целый океан боли? У детей просто не должно быть такого взгляда и таких глаз».

— Герман, — окликнул его Дуго.

— Да? — Следопыт отвлекся от мрачных мыслей.

— Не возражаешь, если я взгляну на твое новое ружьишко? А то со всей этой беготней было недосуг.

Следопыт пожал плечами и протянул двустволку Пилигриму. Тот внимательно ее осмотрел, одобрительно крякнул и, пристроив приклад к плечу, некоторое время целился в ближайшее дерево. Потом постучал по стволам ногтем:

— Заметил, из какого сплава они сделаны?

— Железо как железо. — Герман дернул плечами.

— Не скажи, — усмехнулся Дуго. — Это — не обычный сплав. Прочнее просто не бывает. Нечто подобное я уже видел раньше.

— Ты столько всего видел раньше, — язвительно заметил следопыт, — что меня иногда удивление разбирает! Девчонку с ядовитыми зубами, например…

— На этот раз я серьезен как никогда, — заметил Пилигрим. — Обрати внимание: стволы отлиты специально для этой штуки. Они такие прочные, чтобы не разорвало во время выстрела. Вот, смотри. — Дуго откинул стволы и достал из одного пузатый патрон. — Видишь маркировку?

— Ну… — протянул Герман. — Двенадцатый калибр, кажется… и буква…

— Буква «К». Это означает, что все патроны нашпигованы К-дробью. Так что я нисколько теперь не удивляюсь, что того Ангела так разобрало… точнее говоря, разбросало.

— Э-э-э… Я что, должен ужаснуться, сделать страшные глаза и удивленно произнести «о-о»?

— Не отказался бы на это посмотреть, — прогнусавил Франц.

— Эй, — одернул его Герман, — ты что, тоже хочешь поупражняться в остроумии? Заразился от нашего почтенного Пилигрима — любителя розыгрышей? Давай засыпай лучше.