Нестор-летописец - Наталья Иртенина

Гавша рассмеялся, обходя огонь.

— Где я найду потом тебя? Сперва следует заплатить.

Жива двигалась от него по кругу.

— Клянусь бородой Велеса…

Гавша перепрыгнул через огонь, поймал ее и повалил. Она взвизгнула, стала бить его по голове. Вдруг заржал конь, раздался треск дерева. Гавша оглянулся. Девица скинула его с себя и отползла к идолу.

— Это навьи! — вымолвила она.

Гавша подошел к валу капища, вглядываясь во тьму леса.

— Эй, кто там?

Он вынул меч и ступил на насыпь.

— Не ходи! — крикнула Жива. — К озеру через капище идет тропа мертвых.

— Через капище? — Гавша вернулся к огню, настороженно оглядываясь.

— Теперь они ходят мимо. Навьи изменили путь, потому что здесь пролилась кровь за того, кого они не любят. За трехликого бога.

— Здесь убили попа, — сказал Гавша.

— Да. Им это не нравится. Они злы и могут разорвать тебя в клочья.

— Ты знаешь, кто убил его?

— Нет. — Она отвернулась. — Уходи отсюда.

— Как же я уйду, если в лесу рыщут навьи? — Гавша зябко повел плечами.

— Иди той стороной. — Она показала. — Коня оставь, они заберут его.

Будто в подтверждение конь заржал вновь, захрапел.

— Уходи же! — отчаянно попросила Жива.

Гавша перескочил через насыпь позади идола и, держа меч перед собой, исчез среди деревьев. Дочь волхва вытянула из костра толстый горящий сук и не спеша отправилась с ним вдоль вала. В воздухе она чертила огнем знаки и произносила заклинание. Обойдя капище по кругу, она остановилась у входа.

— Объявись, кто бы ты ни был!

На зов из тени вышел отрок с узелком в руке. Жива внимательно оглядела его сверху донизу.

— Чем ты терзал коня? — спросила наконец.

Несда в ответ пробормотал невнятно.

— Ты — холоп воеводы? Я должна быть благодарна тебе… но ведь ты пришел не за благодарностью.

— Я принес тебе есть.

Он смущенно протянул снедь. Жива взяла узелок и ушла к огню. Села на корточки, достала хлеб, алчно вонзила в него зубы.

— Здорово я придумала про навей? — спросила она с набитым ртом. — Этот дурень с жадным удом вправду напугался. Даже коня мне оставил. Что ты там стоишь? Твой Бог запрещает тебе войти сюда?

— С крестом можно войти куда хочешь, — сказал Несда, минуя вал.

— Слышал, о чем мы с ним говорили?

— Ты хочешь освободить волхвов.

— Да, хочу. Этот кметь с двумя лицами поможет им бежать. А ты не успеешь никого предупредить. — Она рассмеялась, обнажив крупные зубы. — Навьи не выпустят тебя из лесу до утра.

— Ты же придумала их.

— А вот и нет. Я позову, и они придут. Я ведь дочь волхва. — Она принялась грызть мясо. — Ну вот, я сказала тебе, чего хочу. Теперь скажи, чего хочешь ты. Зачем пришел?

— Я… Я видел тебя в Новгороде! — взволнованно проговорил Несда. — Но там ты была отроком, а не девицей.

— Я умею превращаться, — хихикнула Жива. — Значит, ты пришел узнать, куда подевался ваш товар? Тот здоровенный дурачина тоже здесь, в Белоозере. Но он бы меня не узнал. А ты догадливый. Почему ты в челяди? Ты недавно стал холопом и недолго им будешь. Но я не скажу тебе, где ваше добро. Его все равно уже нет.

— Я не за этим…

— Тогда зачем? — требовательно спросила она. — Сам не знаешь, зачем пришел. Ты еще не понимаешь, какая сила тянет мужа к жене. У тебя уже бывают ночные истечения?

— Что?.. — У него зазвенело в ушах от необъяснимого стыда.

— Значит, нет.

Она умолкла и вкусно захрустела кочерыжкой. Несда стоял перед ней как малый идол и боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть безмолвие. Уж лучше молчать, чем говорить… про это.

Жива, казалось, поняла его. Управившись с едой, она уставилась на него с самым серьезным, немного мрачным видом.

— Обычный смертный видит немного впереди своего носа. Я смотрю далеко вперед. Но ты будешь смотреть и вперед, дальше, чем все, и далеко назад. Я не понимаю, что это. Объясни мне. Ты видишь прошлое?

— Я не знаю.

— Не знаешь?

Она была разочарована. Поднявшись с земли, подошла к нему близко, взяла за деревянную пуговицу на кожухе и заглянула в самую душу.

— Закорюки чертишь? — зло сузив глаза и кривя рот, спросила дочь волхва. — Не будет добра от них земле и людям. Бремя тяжкое в твоих закорюках. И рабы такого не носят.

Она оторвала пуговицу, бросила в огонь и повторила:

— Рабы такого не носят. Много горя земле будет.

— Будет свет, — возразил Несда. — Поверь…

— Нет!

Она оттолкнула его.

— Не бойся! — крикнул Несда. — Нет такой тяготы, которая не стала бы легкой, если веришь Христу.

— Не произноси этого имени здесь! Ты оскорбляешь богов.

Она повернулась спиной.

— Убирайся. От вас только зло.

У него в голове было много слов, чтобы рассказать ей о том, чего она не знает. Но слова вдруг смешались между собой, и он сделался словно безъязыкий. Подождав, не передумает ли она, Несда тихо ушел в капища.

Посреди неба плыла белая и холодная полнотелая луна. Лес под ней озарялся мертвой серебристой синевой — самое время для навей. Несда гнал от себя эту мысль, чтобы не накликать нечисть.

С гулким стоном прямо перед носом повалилась вековая сосна. Он едва смог отпрыгнуть, по лицу жестко хлестнула хвоя. Огромный комель встал дыбом, похожий на исполинского медведя из ярославских преданий. Несда обошел его и в страхе пустился бегом. В верхушках деревьев зловеще гулял соловей-ветер.

Дыхание сбилось, он перешел на шаг. Вдруг в самое ухо вонзился шепот, будто змеиное шипенье: «…беги… беги…». Ветви кустов били по спине, толкали. Чтобы не поддаться им, Несда двигался улиткиным шагом. Получалось с трудом. Хотелось мчаться во весь дух, скорее выбраться из леса.

От испуга едва не подкосились ноги. Впереди в рост человека выросла морда с белыми глазами и острыми ушами. Она слегка поворачивалась из стороны в сторону и посмеивалась: кхе, кхе. Обмирая от ужаса, Несда перекрестил ее несколько раз. Морда подавилась смехом и превратилась в куст.

Он посмотрел назад, поискал огонек кумирни. Ему казалось, он ушел не так далеко, но света от костра не было. Повернувшись, отрок вскрикнул: свет мерцал впереди. Мгновение назад там чернела тьма. Поколебавшись, Несда пошел туда.

На елани по кругу плясал тусклый огонь. В кольце пламени был разрыв для прохода. В центре на снегу, поджав ноги, сидела Жива. Она преобразилась: не было безобразного кожуха, и плат на голове повязан другой — нарядный, мелкотравчатый. В широко открытых глазах — беззвучный зов.