Ангелочек. Время любить - Мари-Бернадетт Дюпюи

Розетте казалось, что она погружается в морскую пучину. Она задыхалась, у нее было такое чувство, словно она очутилась на самом дне бездны, населенной зловещими тенями. Никто не мог ее спасти, вывести к солнцу, вернуть в ту вселенную, в которой ей отчаянно хотелось жить, во вселенную честных людей, непорочных девушек, которые без всякого страха разгуливали по ярмарочным площадям, мечтали о галантных кавалерах, спокойных днях, как те, когда она с радостью пекла булочки или раскладывала варенье по горшочкам.

Вопреки собственной воле, почти бессознательно, Розетта громко зарыдала от ощущения собственного бессилия и ужаса. Она была на грани истерики и звала на помощь. Проснувшись от шума, Анжелина зажгла свечу и бросилась в комнату Розетты, чтобы узнать, что случилось. Девушка очнулась, когда Анжелина в тонкой ночной рубашке с кружевными бретельками молнией влетела в комнату. Ее золотисто-рыжие волосы рассыпались по плечам. Это было настолько лучезарное видение, что Розетта зарыдала еще громче. Бедняжке казалось, что в комнату влетел ангел, чтобы сообщить, что ее навсегда изгнали из рая.

— Розетта! Что с тобой? Тебе приснился кошмар?

— Мадемуазель, уходите! Не дотрагивайтесь до меня! — крикнула Розетта, выпучив глаза, с искаженным от безмерного горя лицом. — Я хочу умереть! Сейчас же!

Испуганная молодая женщина присела на край кровати и обняла Розетту.

— Ну, ну, успокойся! Как же я испугалась! Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь плакал так громко. Даже мои пациентки ведут себя тише. Успокойся! Тебе приснился страшный сон, но теперь уже все позади.

— Нет! — пролепетала Розетта. — Вовсе не позади! И это не страшный сон!

У Розетты зуб на зуб не попадал, все ее тело содрогалось от судорожных всхлипываний. Тем не менее присутствие Анжелины действовало на нее успокаивающе. Теперь она плакала тихо, без тех душераздирающих криков, разбудивших ее покровительницу.

— Скажи, что ввергло тебя в такое состояние? Ты испугалась? Тебе что-то привиделось?

Анжелина подумала, что Розетте показалось, будто в комнату влетело привидение. Сама Анжелина в привидения не верила, но она много читала и знала, что подобные галлюцинации свойственны некоторым людям, особенно молодым девушкам с очень восприимчивой нервной системой.

— Я ничего не могу вам сказать, ничего. Я ничего вам не скажу. Вот! Теперь я пропала, — запинаясь, говорила Розетта.

Девушка не могла лгать, лукавить, тем более покинуть утром улицу Мобек, чтобы на сей раз броситься в реку. Несмотря на хаос, царивший в ее голове, она очень четко осознавала одно: Анжелина, будучи повитухой, могла дать ей разумный совет, помочь ей, возможно, даже подбодрить. Однако сначала надо было признаться в том, что с ней случилось постыдное.

— Моя дорогая! Ты только делаешь себе хуже! Не надо плакать! Скажи мне, в чем дело, прошу тебя!

— Все случилось из-за этих тряпок, о которых мы говорили вечером. Вы сказали, что мне достаточно и моих. Вот… Я не стирала их с самого начала июля… И меня вырвало во дворе у мадемуазель Жерсанды, в полдень. И тогда я сказала себе, что понесла! Будь все проклято!

Анжелина заметила, что Розетта настолько разволновалась, что перестала следить за своей речью. Она также вспомнила, что ее пронзительные крики перемежались отвратительными ругательствами. Но уже через мгновение она не могла думать ни о чем другом, кроме этого невероятного признания.

— Ты понесла? Ты забеременела? Но это невозможно!

И вдруг Анжелина осознала отвратительную очевидность. Ее сердце сжалось, словно сдавленное железной перчаткой: Розетта и Луиджи, эти лукавые сообщники, которые так часто оставались наедине друг с другом! Неужели они ломали комедию, притворяясь друзьями, чтобы иметь возможность заниматься любовью? Эта трагедия вполне могла спровоцировать нервный срыв у девушки, которая поняла, что разоблачила сама себя и заставила страдать ее, свою покровительницу. Но Анжелина, призвав себя к осмотрительности, не стала делать поспешных выводов, решив положиться на свои знания в этой области.

— Розетта, ты уверена, что беременна? — спросила Анжелина более строгим тоном, чем ей самой хотелось бы. — Возможно, речь идет о задержке, что часто бывает, особенно в тех случаях, когда девушка или женщина испытывает сильное душевное потрясение. Ужасные обстоятельства смерти твоей сестры шокировали тебя и вполне могли нарушить физиологические процессы. Что касается рвоты, то это не страшно. Я сама ощущала тяжесть в желудке после этого слишком жирного торта.

Прижавшись к Анжелине, Розетта кусала губы, проклиная себя за то, что выдала свою тайну. У нее оставалась еще хрупкая надежда, но уж слишком хрупкая, ведь она частично сказала правду.

Но Анжелина вдруг довольно грубо оттолкнула девушку и сухо сказала:

— Розетта, если ты считаешь себя беременной, значит, ты встречалась с мужчиной. Ты умная девушка, а я от тебя практически ничего не скрываю. Не будешь же ты утверждать, что забеременела от Святого Духа!

— Мадемуазель, почему вы говорите со мной с такой злобой? — забеспокоилась Розетта.

— Потому что по вечерам ты не бегаешь по полям и никогда не отлучаешься из дома, разве что вместе с Луиджи.

— И вы думаете, что я спала с мсье Луиджи? О нет! Нет, он никогда не дотрагивался до меня, никогда не намекал ни на что такое. Клянусь вам, мадемуазель, я была бы последней потаскухой, если бы сделала это!

— Я верю тебе. Но в таком случае кто он? — спросила Анжелина, сразу же успокоившаяся. — Я не понимаю тебя, Розетта! Назови его имя. Этот парень может жениться на тебе. Он просто должен на тебе жениться.

Анжелина говорила без особого убеждения, поскольку ни за что на свете не могла представить себе, что Розетта уступила мужчине. «Где? Как?» — думала пораженная Анжелина.

Розетта молча теребила уголок простыни. На ее прелестном лице, обрамленном растрепавшимися волосами, читалась безысходная печаль. По щекам катились крупные слезы.

— Это отец, — наконец призналась она.

— Твой отец? Но…

— Он поимел меня, это дерьмо, когда я ходила туда.

Слабым голосом Розетта рассказала о том, что на самом деле произошло в квартале дубильщиков в Сен-Годане. Ее рассказ часто прерывался рыданиями и судорожными всхлипываниями.

— Теперь я умру со стыда! Я не хотела больше целовать малыша, я ведь такая грязная, мадемуазель, — добавила Розетта.

Слушая исповедь Розетты, Анжелина все глубже погружалась в пучину ужаса. Изнасилование было само по себе отвратительным, преступным деянием, но надругательство отца над родной дочерью было, по мнению молодой женщины, верхом гнусности. Теперь она осознала, какие мучения пришлось претерпеть Розетте после того рокового июльского дня. Она обняла Розетту, чтобы утешить девушку, доказать ей, что она всем сердцем сопереживает ей.

— Моя бедная крошка! — прошептала Анжелина, испытывая бесконечное сочувствие и столь же сильное негодование. — Ты должна была довериться мне. Когда ты призналась, что видела труп Валентины, ты должна была сказать и… об этом.