Взлеты и падения государств. Силы перемен в посткризисном мире - Ручир Шарма

Преимущество развивающихся стран в темпах роста становилось все весомее, и это поддерживало миф о всеобщей конвергенции – по крайней мере, в течение некоторого времени. Мало кто при этом замечал, насколько необычным был расцвет развивающегося мира в 2000–2010 годах. В каждое предыдущее десятилетие начиная с 1960 года в большинстве развивающихся стран подушевой доход снижался относительно подушевого дохода в США. Из ста десяти развивающихся стран, включенных в авторитетные сравнительные таблицы национальной экономической статистики Penn World Table (PWT), в которых содержатся данные о росте каждой страны, не более 45 % догоняли США в какое-либо десятилетие до 2000 года, даже в период скачка цен на сырьевые товары в 1970-е. Все изменилось после 2000-го, когда легкие деньги, всплеск цен на сырьевые товары и рост торговых потоков захлестнули развивающийся мир: в следующие десять лет 80 % развивающихся стран росли настолько быстро, что их подушевой доход стал увеличиваться относительно дохода в США.

Неудивительно, что славословия в адрес развивающихся стран хлынули с небывалой силой. В пятилетний период с 2005-го по 2010-й темпы роста были просто немыслимыми. Среди ста десяти развивающихся стран, включенных в таблицы PWT, только в трех подушевой доход стал снижаться относительно США, а в ста семи странах (97 %) он рос. Такого раньше не было. Отставали от США только Нигер, Эритрея и Ямайка – небольшие страны. Казалось, практически весь развивающийся мир был на подъеме.

Однако предполагать, что такой повсеместный бурный рост может продолжаться десятилетиями, не было совершенно никаких оснований. Конвергенции достаточно трудно достичь даже в одной стране. Согласно проведенному в 2012 году исследованию Всемирного банка, за последние полвека только тринадцать развивающихся стран сумели перейти из категории малоимущих или стран со средними доходами в категорию стран с высокими доходами. По некоторым параметрам Южная Корея стоит на пороге мира развитых стран, а Чехия и Польша – на подходе к нему. В сценарии всеобщей конвергенции предполагалось, что за несколько десятилетий этот переход смогут совершить столько экономик, что различия в доходах между странами начнут стираться. Представление о мире, где большинство составляют страны со средним доходом, было такой же утопией, как мечта о мире без бедных людей, и почти так же маловероятно.

Как оказалось впоследствии, 2010 год ознаменовал конец короткого периода сверхбыстрого роста для многих, а не начало всеобщего процветания. К концу этого года рост развивающегося мира замедлился, когда уменьшились глобальные потоки капитала и товаров, а цены на сырьевые товары стали снижаться. К середине десятилетия средние темпы роста развивающихся стран снизились с пикового значения в 7,5 % в 2010 году до долгосрочного среднего в 4 %, а если исключить Китай, то среднее значение составляло около 2 %. США развивались более быстрыми темпами и намного быстрее, чем захромавшие экономики России, Бразилии и ЮАР. Речь уже вовсе не шла о конвергенции – многие из наиболее высоко превозносимых в прошедшее десятилетие развивающихся экономик теперь сокращались относительно США. А поскольку рост народонаселения в них обычно был выше, то подушевой доход в этих странах падал еще стремительнее.

На рынке все “китайские игры” – инвестирование в расчете на прямолинейный бум в экономическом росте страны – с 2011 года начали сворачиваться. Но все это никак не отразилось на общественном мнении, включая прогнозы экспертов. Участвуя в начале 2014 года в Brookings Institution в круглом столе с несколькими известными учеными, я изумился их разговорам о неуклонном подъеме Китая, как будто переломный момент еще не наступил. Я возражал, но основные мировые СМИ стали воспринимать замедление в Китае как часть новой реальности только после того, как в середине 2015 года рухнула шанхайская фондовая биржа и был девальвирован юань.

Шумиха вокруг сырьевых экономик

Одно из моих возражений против шума, поднятого в прошлом десятилетии вокруг БРИКС, – то, что при подходе “одним махом всех описахом” теряется разница между такими странами, как Китай, где экономика растет за счет производства товаров, и сырьевыми экономиками, которые растут за счет извлечения ресурсов из своих недр. Такие страны, как Россия, экспортирующая в основном нефть, или Бразилия, экспортирующая железную руду и зерно, зачастую резко взмывают вверх, но и вниз тоже устремляются круто, следуя за колебаниями цен мирового рынка на основные предметы их экспорта. Изучив историю этих процессов за пятьдесят лет, я увидел явную связь между всплесками цен на сырье и количеством стран, которые – хотя бы временно – преуспевают в “погоне” за лидерами.

В каждом десятилетии начиная с 1970 года число стран, быстро догонявших по доходам на душу населения страны Запада, резко колебалось вместе с ценами на сырье. В 1970-е, когда стандартный индекс цен на сырьевые товары вырос на 160 %, догоняющих стран, или стран – участниц быстрой конвергенции, было двадцать восемь[46]. Но когда в 1980-е и 1990-е произошла стагнация сырьевых цен, число таких стран упало до одиннадцати. Когда же после 2000 года сырьевые цены удвоились, первое десятилетие нового тысячелетия стало очередной золотой эрой конвергенции – тридцать семь стран сокращали разрыв.

Проблема сырьевых экономик в том, что разрыв перестает сокращаться, как только падают цены на их основной экспортный товар. В 2008 году Всемирный банк создал группу международных экспертов по экономике, от бывшего министра финансов США Роберта Рубина до министра финансов ЮАР Тревора Мануэля, под руководством нобелевского лауреата Майкла Спенса. Комиссия Спенса должна была разобраться в секретах тех долгих устойчивых периодов роста, которые происходили только в послевоенное время. Комиссия выявила тринадцать стран, в которых средние темпы роста составляли более 7 % на протяжении по меньшей мере четверти века. Однако оказалось, что кончались эти периоды очень по-разному. Только шесть из этих тринадцати стран продолжали быстро расти, пока не достигли высокого уровня доходов, причем пять из шести были странами, производившими товары на экспорт, а странное исключение составляла Мальта. С другой стороны, из семи экономик, “заглохших” прежде, чем был достигнут высокий уровень доходов, шесть характеризовались богатством природных ресурсов: Ботсвана, Индонезия, Малайзия, Оман, Таиланд и Бразилия. С 1914 года подушевой доход в Бразилии поднимался и падал вслед за ценами на железную руду, сахар и соевые бобы; сегодня он составляет 16 % подушевого дохода в США, на один пункт больше, чем в 1914 году.

Сырьевое проклятие не всегда учитывают еще и потому, что сырьевые товары могут играть относительно маленькую роль в экономике страны, несмотря на значительное влияние на перспективы ее роста. По расчетам Всемирного банка, доход от природных ресурсов в странах с низким и средним уровнем доходов составляет в среднем 8 % ВВП, а в наиболее развитых странах – 1,4 %. Но эта 8 %-я доля может определять судьбу страны, если она вносит существенный вклад в экспорт или в государственные доходы. Снижение цен на сырьевые товары происходит, как правило, быстро и резко, внезапно снижая поток доходов от нефти, хлопка или сахара и погружая страну в кризис, особенно если она нуждается в иностранных доходах для выплаты иностранных долгов. Одна из причин множества “потерянных десятилетий” медленного роста в Латинской Америке – то, что в крупнейших тамошних странах более половины экспорта составляют сырьевые товары.