Взлеты и падения государств. Силы перемен в посткризисном мире - Ручир Шарма

Во многих странах государство владеет нефтяными, газовыми и другими сырьевыми компаниями, и его деятельность в значительной мере финансируется за счет их доходов. Внезапное снижение цен на сырье может быстро вызвать у правительства экономические проблемы. Официально нефть вносит лишь 10 %-й вклад в ВВП России, но при этом дает половину экспорта и треть государственных доходов, поэтому произошедший в 2014 году обвал нефтяных цен вверг страну в глубокую рецессию. Как раз перед падением цен в том году президента Путина чествовали на обложках журналов как “самого влиятельного человека мира” после цепочки очевидных успехов его внешней политики, включая оккупацию Крыма. Это был классический пример шумихи, достигшей апогея уже после окончания успешного периода. Россия уже отставала от Запада по подушевому доходу, а обусловленная падением цен на нефть рецессия только ускорила это отставание.

Радужные сценарии катастрофы

Хотя благосостояние сырьевых экономик тесно связано с изменением волатильных цен, шум вокруг них часто объясняется эмоциональной формой прямолинейного мышления, порожденного понятием о мальтузианской катастрофе. С тех пор как в начале XIX столетия английский ученый Томас Мальтус впервые предсказал, что рост народонаселения обгонит рост сельскохозяйственной продукции и приведет к массовому голоду, эксперты начали выдвигать пессимистические теории каждые несколько десятилетий, если не лет, хотя предсказания Мальтуса так и не сбылись. Сразу после произошедшего в 2011 году скачка цен на продовольствие Oxfam, международное объединение НКО, борющихся с бедностью во всем мире, предупредило, что замедление роста сельскохозяйственной продукции в условиях роста народонаселения приведет к нехватке продовольствия. Oxfam предсказало, что в ближайшие двадцать лет цены на зерно удвоятся и к 2030 году число голодающих увеличится на миллионы. Отсюда следовали и очевидные прогнозы в отношении подъема и падения государств: сельскохозяйственные страны вроде Бразилии должны были бурно процветать в условиях роста цен на зерно и соевые бобы.

Все эти сценарии ошибочны по той же причине, по которой ошибался Мальтус. В них недооценивается способность фермеров, нефтяных и стальных магнатов или производителей любого другого сырьевого товара модернизировать свою деятельность и увеличивать выпуск продукции. В послевоенное время глобальные цены на продовольствие с поправкой на инфляцию падали со средней скоростью 1,7 % в год в значительной степени потому, что когда цены росли, доход фермеров увеличивался, и они вкладывали средства в лучшие удобрения, более современные комбайны и тракторы, повышая таким образом производительность. В 2011 году снова возник страх перед скачком цен на продовольствие из-за опасений, что сельскохозяйственный прогресс достиг потолка и нет никакой возможности получить с имеющихся полей больше картофелин. Казалось, что в связи с этим рост объема сельскохозяйственной продукции замедляется и будет продолжать замедляться.

Как обычно, при этом игнорировались многочисленные способы, которыми можно увеличить объем поставок. Урожайность в Китае, Бразилии и бывших советских республиках почти в два раз ниже, чем в США, поэтому, взяв на вооружение заграничные методы, они могут резко повысить производительность. В развивающемся мире около 30 % всего продовольствия и 50 % всех фруктов и овощей теряется при перевозке, поэтому строительство хороших дорог в Бразилии и России могло бы значительно увеличить объем продовольствия, попадающего на рынок.

В традиционном представлении о фермере как о крестьянине не учитывается, что современные агропромышленные компании оперативно изменяют уровень инвестиций в ответ на ценовые сигналы. На самом деле исследования показывают, что фермеры быстрее реагируют на рыночные силы, чем другие крупные поставщики сырьевых товаров, например международные нефтяные компании. Самый опасный враг высоких цен – это высокие цены, потому что они заставляют производителей инвестировать в расширение поставок.

Именно это и происходило в 2011 году: пессимисты писали отчеты о растущих ценах на продовольствие и о голоде, а тем временем на борьбу с этой опасностью уже были брошены новые инвестиции. В 2000–2010 годы в расширение мирового производства сырьевых товаров, включая сланцевую нефть в США и бразильский сахар, был инвестирован триллион долларов, и увеличение поставок привело к снижению цен. Тенденция роста цен на продовольствие, которое с 2009 года до начала 2011-го подорожало на 66 %, сменилась падением, и в следующие два года цены упали на 30 %.

В текущем десятилетии резкое падение цен на продовольствие и другие сырьевые товары коренным образом изменило отношение мировых СМИ к таким странам, как Бразилия. В конце 2009 года, на пике экономического подъема в Бразилии, The Economist опубликовал анонсированную на обложке статью под заголовком “Бразилия стартует ввысь”, проиллюстрированную изображением знаменитой статуи Христа Спасителя, взмывающей в небо над Рио-де-Жанейро. В следующие четыре года темпы роста бразильской экономики упали больше чем вдвое, а ее фондовый рынок потерял 50 % в долларовом выражении. В конце 2013 года The Economist снова вынес на обложку анонс статьи о Бразилии. На иллюстрации была все та же статуя Христа, пикирующая вниз, а в заголовке сохранялось сомнение: “Бразилия выдохлась?”

Нельзя терять бдительность

Почему же любой экономике так трудно поддерживать быстрый рост? Одно из популярных объяснений сводит все к “ловушке среднего дохода”. Суть ее в том, что бедная страна может сокращать разрыв за счет простых улучшений вроде асфальтирования дорог, но, попав в категорию стран со средним уровнем дохода, для поддержания быстрых темпов роста она должна развивать более сложные отрасли промышленности. Однако правда в том, что “ловушки развития” могут сбить страну с пути при любом уровне дохода. Задачи создания эффективной промышленности – подкрепленной хорошими банками, школами, регуляторами и питаемой устойчивыми инвестиционными и кредитными потоками, – не накапливаются подспудно и не обрушиваются на страну одномоментно. Они преследуют экономику на всем пути ее развития.

Однако шум вокруг “ловушки среднего дохода” возник только после 2010 года. В статье 2013 года экономист из Беркли Барри Эйхенгрин с коллегами отметил, что поиск в Гугле по middle-income trap[47] дает четыреста тысяч ссылок. И приводят они к предостережениям в отношении самых разных стран: от бедных – вроде Вьетнама и Индии, до более богатых, таких как Малайзия, Турция и Тайвань. Утверждается, что всем им грозит опасность попасть в ловушку среднего дохода. Сама ловушка описывается столь нечетко и многообразно, что это понятие не помогает сузить список уязвимых стран.

Выражение “ловушка среднего дохода” было создано аналитиками Всемирного банка в 2007 году, но в сентябре 2013 года новый коллектив исследователей из того же банка пересмотрел эту концепцию и выразил свой скептицизм. По их мнению, данных в “поддержку существования [такой ловушки] получено очень мало”, и вряд ли вообще имеет смысл оценивать страны с доходами среднего уровня с точки зрения того, догоняют ли они по уровню доходов Запад. Эти исследователи пришли к выводу, что страны могут застрять на любых уровнях доходов, а не только при переходе от среднего к высокому. Они утверждают, что идея “ловушки” неправильно характеризует страны, развитие которых замедляется до более типичного темпа, намного ниже той скорости, которая необходима для быстрой конвергенции. Некоторые страны, включая Бангладеш, Нигер, Сальвадор и Мозамбик, оказались застрявшими в ловушке бедности на протяжении значительной части послевоенного периода, с подушевым доходом менее 5 % американского.