Опыты сознания - Георг Гегель

Это чистое сознание абсолютной сущности есть отчужденное сознание. Посмотрим ближе, как определяется то, по отношению к чему оно есть «иное», и рассмотрим его только в связи с последним. А именно, прежде всего этому чистому сознанию противостоит, по-видимому, только мир действительности; но так как оно есть бегство из этого мира и тем самым определенность противоположности, то эта определенность присуща ему самому; поэтому чистое сознание в самом себе по существу отчуждено, и вера составляет только одну сторону этого сознания. Вместе с тем для нас возникла уже другая сторона. Так, чистое сознание есть рефлексия из мира образованности именно в том смысле, что субстанция его, точно так же как и массы, на которые она расчленяется, оказались тем, что они суть в себе, – духовными существенностями, абсолютно беспокойными движениями или определениями, непосредственно снимающими себя в своей противоположности. Их сущность, простое сознание, есть, следовательно, простота абсолютного различия, которое непосредственно не есть различие. Это сознание, следовательно, есть чистое для-себя-бытие, не как для-себя-бытие «этого» единичного, а внутри себя всеобщая самость как беспокойное движение, которое захватывает и проникает в спокойную сущность дела.

Внутри его, следовательно, имеется достоверность, которая непосредственно знает самое себя как истину, чистое мышление как абсолютное понятие во всей мощи своей негативности, которая уничтожает всякую предметную сущность, долженствующую противостоять сознанию, и делает ее бытием сознания. – Это чистое сознание в то же время и в такой же мере просто, потому что именно его различие не есть различие. Но в качестве этой формы простой рефлексии в себя оно есть стихия веры, в которой дух обладает определенностью положительной всеобщности, в-себе-бытия по отношению к указанному для-себя-бытию самосознания. – Оттесненный обратно в себя из лишенного сущности, только растворяющегося мира дух, с точки зрения истины, в нераздельном единстве есть в такой же мере абсолютное движение и негативность своего явления, как и удовлетворенная внутри себя сущность и положительный покой этого мира. Но подпадая вообще под определенность отчуждения, оба эти момента расходятся как некое двойное сознание. Первый момент есть чистое здравомыслие как сосредоточивающийся в самосознании духовный процесс, которому противостоит сознание положительного, форма предметности или представления и который обращен против этого сознания; но собственный предмет здравомыслия есть только чистое «я». – Простое сознание положительного или сознание покоящегося равенства себе самому, напротив, имеет предметом внутреннюю сущность как сущность. – Самому чистому здравомыслию прежде всего не присуще никакое содержание, потому что оно есть негативное для-себя-бытие; напротив того, вере свойственно содержание, но без здравого смысла. Если чистое здравомыслие не покидает самосознания, то вера имеет свое содержание, правда, точно так же в стихии чистого самосознания, но в мышлении, а не в понятиях, в чистом, сознании, а не в чистом самосознании. Вера тем самым, правда, есть чистое сознание сущности, т. е. простого «внутреннего», и есть, стало быть, мышление – главный момент в природе веры, который обыкновенно упускают из виду. Непосредственность, с которой сущность содержится в вере, заключается в том, что ее предмет есть сущность, т. е. чистая мысль. Но эта непосредственность, поскольку мышление входит в сознание, или чистое сознание – в самосознание, приобретает значение некоторого предметного бытия, которое находится по ту сторону сознания самости. Благодаря этому значению, которое непосредственность и простота частого мышления приобретают в сознании, происходит то, что сущность веры опускается из мышления в представление и превращается в сверхчувственный мир, который по существу есть некоторое ««иное» самосознания. – В чистом здравомыслии, напротив того, переход чистого мышления в сознание имеет противоположное определение; предметность имеет значение некоторого лишь негативного содержания, себя снимающего и возвращающегося в самость, т. е. только самость есть для себя, собственно говоря, предмет, или: предмет обладает истиной лишь постольку, поскольку он имеет форму самости.

Подобно тому, как вера и чистое здравомыслие вместе принадлежат стихии чистого сознания, так же они вместе суть возвращение из действительного мира образованности. Они предстают поэтому с трех сторон. Во-первых, каждое из них есть в себе и для себя вне всякого отношения; во-вторых, каждое соотносится с действительным миром, противоположным чистому сознанию; в-третьих, каждое соотносятся с другим внутри чистого сознания.

Сторона в-себе- и для-себя-бытия в верующем сознании есть его абсолютный предмет, содержание и определение которого ясны. Ибо согласно понятию веры он есть не что иное, как реальный мир, возведенный во всеобщность чистого сознания. Расчленение реального мира составляет поэтому также организацию этой всеобщности; только части в ней в своем одушевлении не отчуждены друг от друга, а суть в себе и для себя сущие сущности, духи, в себя возвратившиеся и остающиеся у себя самих. – Поэтому движение их перехода только для нас есть отчуждение определенности, в котором они находятся в своем различии, и только для нас они составляют некоторый необходимый ряд; для веры же их различие есть покоящееся разнообразие, а их движение есть [историческое] событие.

Если коротко назвать их со стороны внешнего определения их формы, то подобно тому как в мире образованности государственная власть или «хорошее» были первым, так и здесь первое есть абсолютная сущность, в себе и для себя сущий дух, поскольку он есть простая, вечная субстанция. Но в реализации своего понятия, состоящей в том, чтобы быть духом, она переходит в бытие для «другого», ее равенство себе самой превращается в действительную жертвующую собою абсолютную сущность; она становится самостью, однако самостью преходящей. Поэтому третье есть возвращение этой отчужденной самости и униженной субстанция в ее первую простоту; лишь таким образом она представлена как дух.

Эти различенные сущности, возвращенные мышлением обратно в себя из переменчивости действительного мира, суть неизменные вечные духи, бытие которых состоит в том, что они мыслят составляемое ими единство. Отодвинутые таким образом от самосознания, эти сущности все же проникают в него; если бы сущность неподвижно была в форме первой простой субстанции, она оставалась бы чужда самосознанию. Но отрешению этой субстанции, а затем ее духу присущ момент действительности, и благодаря этому последний становится причастен верующему самосознанию, или: верующее сознание принадлежит реальному миру.

Со стороны этого второго отношения верующее сознание отчасти само имеет свою действительность в реальном мире образованности и оставляет его дух и его наличное бытие, которое было рассмотрено; отчасти же это сознание противостоит этой своей действительности как суетному и есть движение, направленное на то, чтобы снять ее. Это движение состоит не в том, чтобы верующее сознание остроумно сознавало извращения этой действительности; ведь оно есть простое сознание, которое причисляет остроумное (das Geistreiche) к суетному, потому что последнее все еще имеет своей целью реальный мир. Спокойному царству (dem ruhigen Reiche) его мышления противостоит действительность как некоторое лишенное духа (geistloses) наличное бытие, которое поэтому должно быть преодолено внешним образом. Это послушание в служении и в восхвалении порождает путем снятия чувственного сознания и действования сознание единства с сущей в себе и для себя сущностью, однако не в качестве созерцаемого действительного единства, а это служение есть лишь беспрерывное порождение, которое в наличествовании достигает своей цели не полностью. Община, правда, достигает этого, ибо она есть всеобщее самосознание; но для единичного самосознания царство чистого мышления необходимо остается по ту сторону его действительности, или: так как оно благодаря отрешению вечной сущности вошло в действительность, последняя есть не постигнутая в понятии чувственная действительность; но чувственная действительность остается равнодушной к другой действительности, и потустороннее получило сверх того лишь определение отдаленности в пространстве и времени. – Но понятие, для себя самой наличная действительность духа, остается в верующем сознании тем «внутренним», которое есть и делает все, но само не обнаруживается.