Грабители морей - Луи Жаколио

Потеря этого преданного и храброго человека, напоминавшего Эдмунду о его службе во французском флоте, была для молодого человека тяжелым ударом. Прочие моряки, не успев схватиться за поручни, бросились ничком на пол и благополучно уцелели.

Минут с двадцать клипер должен был бороться с ветром и волнами, причем его крепкий кузов трещал и вздрагивал. Ветер ревел в снастях, заглушая слова команды офицеров и свистки боцманов.

Затем вдруг, без всякой подготовки, хлынул проливной дождь, продолжавшийся с четверть часа. Потом все разом стихло — и дождь, и ветер. Показалось солнце. Бури как не бывало. Успокоенное море тихо плескалось.

Такие шквалы очень опасны, потому что они налетают почти всегда врасплох и застигают корабли не приготовленными к обороне.

Фредерик Бьёрн стал беспокоиться о «Леоноре». Тщетно наводил он на море подзорную трубу во все стороны: шхуны не было видно. Должно быть, буря отнесла легкий кораблик куда-нибудь далеко, но, разумеется, он еще вернется.

С прекращением бури возобновилась работа. Еще немного — и цель будет достигнута.

Надод, во время бури почувствовавший некоторую надежду, понял на этот раз, что он погиб. Не желая попасть в руки своих злейших врагов, он решился найти себе смерть и избавление на дне морском.

Но ему опять улыбнулось счастье.

Когда корабельный мастер отдирал уже последнюю доску обшивки, на горизонте вдали показался парус. Все думали сначала, что это «Леонора», и не обратили на парус большого внимания, следя с нетерпением за работой плотников.

В последнюю минуту корабельный мастер сказал герцогу шепотом:

— Сейчас откроем тайник. Так как злоумышленника часто видали под бушпритом, то не прикажете ли вы, ваша светлость, спустить лодку и наблюдать за этим местом?

— Это зачем? — так же тихо спросил Фредерик.

— Наверное, из тайника есть люк наружу…

— Что же из этого?

— Ваша светлость, я сужу по себе. Попадись я сам в такое положение, я бы очертя голову кинулся в воду.

— Ты прав, мой друг, — согласился Фредерик.

По его приказанию была немедленно спущена лодка, которая и встала под бушпритом. Спокойное состояние моря позволяло ей без больших усилий держаться на одном месте.

Развязка приблизилась.

Уловка мулата. — Слева парус! — Бретонец Ле Галль. — Интересная шхуна. — Двойная мина. — «Мщение!.. Мщение!..»

НАДОД ПРИНЯЛ БЕСПОВОРОТНОЕ РЕШЕНИЕ. С пылающей головой, но твердо и бесстрашно дожидался он последней минуты, чтобы исполнить задуманное.

Вдруг он почувствовал, что последняя доска обшивки, ограждавшая его от врагов, начинает тихо отделяться. Тогда без малейшего колебания он открыл люк своего тайника и головой вниз бросился в море.

Упал он прямо в лодку, наполненную подстерегавшими его матросами, и невольно вскрикнул от удивления и испуга.

Он сделал попытку встать и выпрыгнуть из лодки, но шесть сильных рук сейчас же обхватили его и удержали на месте.

— Попался, голубчик! — воскликнул старший матрос лодки. — Уж сиди лучше смирно, а то, пожалуй, тебе здорово влетит.

Боцманский свисток известил корабль о поимке злоумышленника.

Будучи человеком, бывавшим во всяких переделках, Надод быстро сообразил, что у него, быть может, еще есть возможность спастись. Он был загримирован превосходно и до такой степени походил на мулата, что не было ни малейшего повода заподозрить тут обман. Он успел в этом убедиться еще во время спуска «Дяди Магнуса». Хотя он прошел тогда раз двадцать мимо Грундвига, старый слуга Бьёрнов не обратил на него ни малейшего внимания, пока мулат не заговорил. Только звуки его голоса напомнили Грундвигу что-то знакомое, но и то смутно.

Он решил ни в коем случае не обнаруживать своей настоящей личности. Он скажет, что никогда не знал никакого Надода и лишь раз как-то слышал от Бартонов рассказ об этом легендарном человеке. На этой уловке Красноглазый основывал свое спасение и решил не выдавать тайны, хотя бы его подвергли жесточайшим пыткам.

На палубу прибежали Фредерик, Эдмунд и все матросы с офицерами. Грундвиг даже вскрикнул от удивления, увидев того самого мулата, который так заинтриговал его в день спуска «Дяди Магнуса».

— Мулат!.. Это мулат! — вскричал он несколько раз.

— Ты разве знаешь этого человека, Грундвиг? — спросил герцог.

— Нет, ваша светлость, но я его не в первый раз вижу. Во время спуска корабля он теснился в самой густой толпе и азартно ставил заклады…

— Против «Дяди Магнуса»?

— Нет, ваша светлость, — за него. Он выражал уверенность в успехе дела.

— Это странно, — задумчиво произнес герцог.

Затем, обращаясь к матросам в лодке, Фредерик Бьёрн приказал:

— Поднимите этого человека на борт!

Лодка подошла к бакборту. Пленника на веревках втащили на палубу и поставили под грот-мачтой.

Лже-мулат не сопротивлялся. Сгорбившись и съежившись, чтобы скрыть свой высокий рост, он стоял смиренно и покорно, ожидая допроса.

Появление пленника произвело очень странный эффект на всех присутствующих. Они ожидали увидеть бравого, энергичного молодца, а перед ними стоял какой-то съежившийся, жалкий, запуганный человечишка с довольно глупым видом. Надод с ловкостью опытного актера сумел в одну минуту изменить свой наружный вид. Ничто не напоминало в нем теперь смелого и кровожадного бандита.

Фредерик и Эдмунд разделяли общее чувство. Неужели этот самый человек держал их в страхе целую неделю? Фредерик Бьёрн с трудом этому верил, и через несколько минут ему пришла в голову мысль, что эта ничтожная личность ни в коем случае не могла быть главой заговора, а разве только орудием в чужих руках.

Грундвигу казалось, что мулат держался прежде как будто совершенно иначе, но он не решался это утверждать, не надеясь на свою память, так как видел мулата в тот раз лишь мельком.

Герцог приступил к делу и, чтобы подействовать устрашающим образом на мулата, велел боцману Гаттору приготовить солидный пеньковый галстук.

— Приготовить все для виселицы, — приказал герцог, — чтобы через десять минут повесить этого негодяя.

— Слушаюсь, ваша светлость, — ответил Гаттор.

— Ты слышал? — спросил Бьёрн, обращаясь к пленнику.

Тот сделал жест, означавший превосходно разыгранное равнодушие, и ничего не ответил. К тому же борода совершенно закрывала его лицо, так что в чертах его ничего нельзя было прочесть.

— Стало быть, ты не боишься быть повешенным? — продолжал Фредерик. — Ты к этому равнодушен?

— Да, — коротко отвечал пленник.

— Почему так?