Королева красоты Иерусалима - Сарит Ишай-Леви

Когда она, совершенно обессиленная, добежала до дома, у входа уже толпились люди. В панике она ворвалась внутрь и, увидев, что Боаз и Габриэла живы-здоровы, с облегчением перевела дух. Слава богу! Зря она испугалась…

– Что делают здесь все эти люди? – спросила она Розу.

– Услышали взрывы – и пришли сюда послушать радио, узнать, что случилось.

– А Луна?

– Она же пошла в «Закс и сын»; наверное, скоро придет, как только начнут пропускать, – ответила Роза и занялась своими делами.

Она не собиралась волноваться из-за Луны. В конце концов, у нее есть Габриэль, о котором нужно заботиться, на керосинке готовится авас кон ароз, ну а Луна наверняка скоро вернется.

– Нужно пойти ее поискать, – распорядился Габриэль.

– Пошли, Бекки, сбегаем в «Закс и сын», – позвала сестру Рахелика.

– Только осторожно! – умоляла Роза. – На улице очень опасно, идите только туда, куда солдаты разрешают. Не стройте из себя героинь!

Ох, лучше бы дочери остались дома и не выходили в такое опасное время… Но она понимала, что Габриэль не успокоится, пока не объявится Луна, живая и невредимая, так что оставалось только молиться, да еще терпеть недовольное лицо Габриэля, которому осточертел уже авас кон ароз. Но что можно сделать, скажите на милость, если ничего не купить, кроме риса и фасоли?

Сестры неслись по улице Агриппас, вопреки просьбе матери ускользая от солдат, которые не пропускали в район взрыва, выбирая кружные пути, переулками, между обломками рухнувших домов, стараясь не замечать пятен крови на мостовой. К магазину «Закс и сын» они прибежали уже почти не дыша – и обнаружили, что он наглухо заперт.

Словно охваченные амоком, они помчались вверх по Яффо, к «Бикур-Холим». Ворвавшись в больницу, сестры принялись искать Луну по всем отделениям, но ее нигде не было.

– Может, она уже дома? – с надеждой предположила Бекки.

– Будем искать дальше, – решила Рахелика.

Они перешли дорогу и побежали в «Хадассу». Там они ее и нашли.

– Ее ранило снарядом, – сказали им. – Ранило тяжело. Она сейчас в операционной, врачи пытаются спасти ей жизнь.

Сестры опустились на холодный каменный пол и, обнявшись, разрыдались.

– Я не должна была соглашаться, чтобы она выходила из дому в такое время, – плакала Рахелика. – Зачем я дала ей уйти просто так? Я же понимала, что «Закс и сын» закрыт, что никто не покупает одежду в такое время, что на улице смертельно опасно, – зачем я дала ей уйти!

– Папа тоже понимал, – возразила Бекки. – И Луна понимала, просто она уже задыхалась в дому. Ей нужно было почувствовать, что она тоже на что-то способна. Ты же видишь, она не очень-то привязана к ребенку, ей с ним тяжело. Я больше переживала за ребенка, чем за нее, но я видела, как ей тоскливо. Ей просто необходимо было выйти из дому.

– Поэтому я и уговаривала отца, чтобы он позволил ей выйти на работу, – сказала Рахелика. – Поэтому я и устроила целый спектакль перед мамой, доказывая, что Луна может спасти семью теми грошами, которые зарабатывает в магазине. Бедная Луника! Я уверена, она тоже в глубине души понимала, что ничего ей не светит, что магазин закрыт и Закс сидит дома, как все. – Что будет, если она умрет? – рыдала Бекки. – Габриэле только полгода, и уже сирота?

Они плакали друг у дружки на плече, пока Рахелика не спохватилась:

– Нужно поговорить с врачами! Узнать, как обстоят дела, и пойти рассказать папе и маме.

– Как мы расскажем об этом папе? – Бекки не могла унять слезы. – Он и так еле жив; если он узнает, что Луна тяжело ранена, это его доконает!

– Потом подумаем, как рассказать. Пока что нужно найти врача.

Шли часы, но Луна все еще была в операционной. – Иди домой, – велела Рахелика Бекки. – Они там, наверное, с ума сходят от волнения. А я останусь здесь, пока не закончится операция.

– Я отсюда не двинусь! – заупрямилась Бекки. – Если уж на то пошло, идти нужно тебе – чтобы покормить Боазико и дать бутылочку Габриэле, они там небось уже заходятся от крика.

– О господи! Я совсем забыла! – опомнилась Рахелика. – Напрочь забыла о малышах… Хорошо, ты оставайся, а я пойду расскажу все папе и маме, покормлю детей и мигом вернусь.

– Иди, только будь осторожна, прошу тебя! Я буду здесь.

Но только Рахелика встала, чтобы уйти, дверь операционной распахнулась, и вышедший оттуда врач спросил:

– Есть тут кто-нибудь из семьи Луны Ситон?

– Мы, – мгновенно вскочили обе.

– Мы прооперировали раненую. Она сильно пострадала, повреждены почти все внутренние органы, но у нее сильный молодой организм, она выживет.

…Пока Луна боролась за свою жизнь, Иерусалим боролся за свою. Город был в осаде, и арабы перекрыли путь, по которому вода поступала в Иерусалим из Рошха-Аин.

– Слава богу, что во дворе есть колодец, где собирается дождевая вода, – сказал Габриэль дочкам. – Без этого колодца мы давно уже умерли бы от жажды.

Он велел им поставить пустые ведра на крышу дома и во двор, чтобы собирать дождевую воду для купания и мытья посуды; потом этой же водой они мыли пол.

Вскоре после этого Народная гвардия расклеила по городу воззвания, призывающие жителей собирать дождевую воду в ведра и баки на крышах домов, – как уже догадался сделать Габриэль.

Роза с дочками освободили несколько больших горшков из-под герани во дворе. Потратив драгоценную воду на то, чтобы хорошенько их вымыть, они пошли с этими горшками на улицу Агриппас и вместе с другими жителями квартала долго ждали раздачи воды со специальных грузовиков, объезжавших город. Каждой семье наполняли одну емкость для питьевой воды и две емкости для мытья.

Воды не всегда хватало. Габриэль вспомнил, что в ешиве Эц-Хаим, неподалеку от его лавки, есть колодец. С водоносом у него были хорошие отношения: когда-то по пятницам он бесплатно наполнял его корзину разными лакомствами, чтобы тот мог порадовать жену и детей. Теперь, решил он, настало время получить обратно то, что он годами давал безвозмездно. Он послал Рахелику к этому человеку, и тот, в виде исключения, отпер колодец и наполнил емкость доверху.

Керосин тоже заканчивался.

– Скоро будем заправлять примус араком, – сетовала Роза. – Того, что раздает Народная гвардия в стаканчиках, с трудом хватает на кастрюлю супа.

– Дети из нашего квартала берут пустые консервные банки и стоят под трубой пекарни «Берман», оттуда капает солярка, – сказала Бекки. – Может, я тоже туда пойду и наберу солярки?

– У нас есть еще немного керосина, когда совсем закончится – пойдешь, а пока обойдемся тем, что есть, – ответила Роза.

Жизнь в доме вертелась в основном вокруг новорожденных и вокруг Габриэля, состояние которого все ухудшалось. Голова у него при этом оставалась ясной, а мысли – четкими, как прежде. А вот речь стала еще более невнятной, и понять его делалось все труднее. Чтобы разобрать, что он говорит, приходилось наклоняться как можно ближе и подставлять ухо. Лицо у него совсем посерело, но, как ни странно, ни одна морщинка его не прорезала. Поразительно, думала Рахелика, лицо как у молодого человека, а тело как у старика. А ведь ему еще нет и сорока восьми…