Пятая зима - Китти Джонсон

сказала она, протягивая мне руку. – Такова наша политика в отношении всех матерей, которые решаются на подобные меры. Но вам я желаю удачи, Бет.

Я пожала протянутую руку.

– Спасибо вам, Клер. Спасибо за все.

– Как ты? С тобой все в порядке? – спросил Марк, ожидая лифт, который должен был доставить нас в родильную палату.

Я кивнула, но по моей щеке скатилась слеза. Я не могла не думать о той невероятно красивой девочке, которую несла на руках Клер, – совершенно невинной, не знающей ничего о том, что с ней только что произошло и что ждет ее в жизни дальше.

«Удачи тебе, – мысленно пожелала я ей. – Удачи, и будь счастлива!»

А потом снова начались схватки, и все мысли вылетели у меня из головы – все, за исключением одной, мысли о моем ребенке, который должен был вот-вот появиться на свет.

* * *

– Тужься, Бет. Тужься!

– Я тужусь!

– Сильнее, Бетти. Сильнее, милая!

– Я… больше … не могу! О боже! А-а-а-а!..

– Вот так, вот так. Молодец! У вас отлично получается, – раздался надо мной голос акушерки. – Еще немножко. Ребенок вот-вот выйдет.

– Я его вижу! Вижу, Бет! Это он, наш мальчик! Потерпи еще чуточку!

Я перестала быть женщиной. Я превратилась в комок сокрушительной боли. В комок, который каждое мгновение готов был взорваться, разлететься брызгами обжигающей лавы.

Но вместо этого я почувствовала, как из меня словно вытащили что-то скользкое. Скользкое и мокрое. Именно в этот момент я бросила взгляд на лицо Марка и увидела, как страдание сменяется на нем выражением восторга. Почти экстаза.

– Ну вот и все! – проговорил он, и слезы потекли у него по щекам. – Он родился. Наш ребенок родился.

Именно в это мгновение наш малыш сделал первый вдох и закричал. А еще через секунду я уже держала его на руках, ощущая тяжесть крохотного тельца, которую не чаяла когда-нибудь почувствовать.

– Ну, здравствуй. Здравствуй, малыш! – Мое лицо, все еще мокрое от пота и слез, само собой расплылось в улыбке. Не в силах оторваться, я всматривалась в безупречное маленькое личико нашего сына. – Какой же он красивый, правда? – прошептала я.

Марк то и дело вытирал слезы, но они продолжали сбегать по его щекам.

– О, да. Правда. Он – самый красивый на свете.

– Хочешь его подержать?

– А можно?

– Конечно. Ведь он и твой тоже.

Неловко, но очень, очень бережно он принял у меня драгоценный, истошно вопящий сверток и прижал к себе. Я наблюдала за ними обоими и видела, как просиял Марк и как крошечные пальчики стиснули его большой палец. Я видела, как они похожи – Марк и наш сын – и чувствовала, как мое сердце наполняется радостью.

Отказаться от использования донорской спермы меня отговорила Рози, хотя, по совести сказать, я бы, скорее всего, все равно передумала, даже если бы уже стояла на пороге клиники. Что касалось Марка, то он слишком боялся меня расстроить и поэтому не сказал мне ни слова поперек, хотя мои планы ему, скорее всего, не слишком нравились. Зато Рози была сам здравый смысл.

– Послушай, – заявила она мне, – я знаю, что мой брат бывает на редкость тупым; во всяком случае, соображает он довольно медленно, если только речь не идет о его любимой математике. Еще я знаю, что он ошибся, когда решил, что Грейс подходит ему больше, чем ты, но – если не считать всего этого – он вполне нормальный парень. Я, собственно, к чему веду… Если тебе так приспичило иметь ребенка, почему бы не попробовать завести его естественным путем, как все люди? Ты, главное, попробуй, может, что-нибудь и получится. Ну а если ничего не выйдет и тебе понадобится, чтобы тебя усыпили и нашпиговали из шприца, как индейку, почему бы не использовать для этого сперму Марка? И только если опять не получится – скажем, у вас с ним какая-нибудь несовместимость, – тогда можно прибегнуть к донорской сперме. Как тебе такой план?

– Но Марк мне однажды сказал – он очень рад, что не стал отцом, – возразила я.

– Ну ты и глупая! – возмутилась Рози. – Он же имел в виду ребенка от Грейс! Марк и мне не раз говорил, мол, хорошо, что он и Грейс не успели завести детей, но это вовсе не значит, что он не хочет ребенка от тебя. На самом деле он очень хочет иметь детей, это у него что-то типа навязчивой идеи. Если ты захочешь, у вас их будет хоть пять, хоть десять. Попробуй, поговори с ним, и увидишь, что будет!

Я последовала ее совету. Точнее – советам. Я поговорила с Марком, и он подтвердил каждое слово Рози. Он действительно хотел, чтобы у нас с ним был ребенок. Хотел больше всего на свете. Не откладывая дела в долгий ящик, мы предприняли определенные – и очень приятные – усилия в этом направлении и добились результата. У нас родился сын.

Мы назвали его Альфи.

Мне очень нравилось думать, что я любила бы любого ребенка, которого родила. Я была в этом уверена. И все равно я чувствовала себя очень счастливой оттого, что Альфи был не чьим-то, а нашим с Марком.

– Скажи, если бы Альфи появился от донорской спермы, ты любил бы его так же сильно? – спросила я сейчас у Марка.

Он поднял на меня взгляд.

– Конечно, – сказал он. – Можешь не сомневаться.

Я удовлетворенно кивнула. Но несколько минут спустя, когда Альфи снова оказался у меня на руках (точнее, он крепко спал на моей груди), я решила задать Марку еще один вопрос.

– А если бы нам пришлось усыновить ребенка, быть может, даже не такого маленького, а, скажем, подростка, который нуждался бы в своем доме и любящих родителях, смог бы ты полюбить его или ее как родного?

На мгновение в глазах Марка промелькнуло что-то очень похожее на панику, но он быстро овладел собой и улыбнулся.

– Я уверен, что смог бы, – сказал он достаточно твердо. – Но, если ты не возражаешь, давай для начала сосредоточимся на нашем сыне, ладно?

Я кивнула и, откинувшись на тонкую больничную подушку, прикрыла глаза. Правда, ненадолго, потому что, несмотря на усталость, мне хотелось не отрываясь смотреть на чудо по имени Альфи. А он был настоящим чудом, на которое я могла бы смотреть до конца моих дней, потому что я была его матерью.

Когда Альфи было уже полтора часа от роду, его пришли навестить его тетя и дядя.

– Ну и ну! – воскликнула Рози. – Какой крохотный!