Агасфер. В полном отрыве - Вячеслав Каликинский

– Не хотите, не можете – какая, в сущности, разница? Хорошо, мистер, будь по-вашему. Завтра мы сходим к местному нотариусу и все оформим честь-честью. Вашу долю, включая еще неполученную прибыль от не поставленного пока оборудования – и не спорьте, мистер! – вы сможете получить в том же банке в Шанхае. Но у меня есть для вас предложение, мистер! Я… Мы с женой посоветовались, и оба считаем, что миссис Берг и малышу будет лучше у нас. Она, по-моему, не станет возражать, насколько я понимаю…

– Вот как? Мне она о своих пожеланиях пока ничего не говорила, – протянул Агасфер. – К тому же, господин Демби, ситуация такова, что я не волен распоряжаться ни своей судьбой, ни даже судьбой жены и сына. Нам надо переехать в Нагасаки – это все, что я могу вам сказать!

– Сначала Нагасаки, потом вы потащите свою семью в Шанхай… Мистер, не слишком ли вы много на себя берете, распоряжаясь чужими судьбами?

– То же самое я могу спросить и у вас, мистер Демби! – парировал Агасфер. – Хорошо, я поговорю с Настей. А потом с еще одним человеком. И если жена категорически не хочет уезжать отсюда, останется убедить только его!

⁂

Разговор с Настей вышел тяжелым. Вернее, поначалу и разговор-то не получался – Настя упорно отмалчивалась. Взяв сынишку на руки, она прятала лицо в его волосах.

Агасфер начал терять терпение:

– Настенька, помнишь: два с лишним года назад, в Петербурге, я сказал, что должен надолго уехать. Помнишь? Ты захотела поехать со мной. Что случилось сегодня, Настенька? Не отмалчивайся, прошу тебя!

– Ты совсем ничего не говоришь о том, что ты делаешь во время своих поездок, Мишенька. Я не знаю, чем ты занимаешься, кто твои друзья. Мне кажется, ты изменился, Мишенька! – прорвало, наконец, Настю.

– Что ты хочешь этим сказать, родная? Говори, не стесняйся! Мы ведь муж и жена!

– Муж и жена? – горько усмехнулась Настя. – Между родными людьми не должно быть секретов, а между нами, кроме плотной завесы из тайн, ничего нет!

– Что ты хочешь этим сказать? – повторил Агасфер.

– Я мало знала о том, чем ты занимался дома, в России, Мишель, – устало заговорила Настя. – Но мне было известно главное: ты служил своей стране! И сюда мы поехали для того, чтобы ты служил ей! Но ты изменился, Мишенька! Ты поменял друзей, якшаешься с японской разведкой! Да-да, Миша! С чего бы местные жандармы и полицейские тянулись перед твоим новым другом в струнку? И потом: в Японии военное положение, все выходцы из России находятся здесь под пристальным присмотром полиции – а ты ездишь по Японии как будто родился здесь! Словно войны и в помине нет! Вот и нынче: ты приехал, и первым делом «обрадовал» меня тем, что нашей семье предоставлено японское подданство! А если я не хочу быть японской гражданкой? И не желаю, чтобы Андрюшенька стал японцем?

– Погоди, Настенька! – попытался остановить жену Агасфер. – Погоди! Японцы не раздают свои паспорта направо и налево, всем желающим! Война почти закончилась, и подданство дает нам большие возможности на будущее!

– Вот именно, Мишель! Получить японское подданство для иностранцев – большая проблема в этой стране, – а ты получил его легко, словно играючи! Скажи мне – за что такая честь? Что ты для них делаешь такого, что тебя едва не на руках носят?!

– Хороша честь! – не выдержал Агасфер. – Я не хотел говорить, но… Не хочешь ли узнать, где я провел последние две недели? Могу признаться: в тюрьме для особо опасных государственных преступников!

– И в этой тюрьме ты заработал японское подданство? – горько улыбнулась Настя. – Я не верю тебе, Мишенька…

– Ты что же, считаешь меня предателем? – дошло наконец до Агасфера. – Неужели ты полагаешь, что Лавров послал меня сюда для того, чтобы я взрывал мосты, душил солдат и топил японские пароходы?! Я не могу, не имею права говорить тебе всего, Настенька! Прежде всего – ради тебя самой, ради нашего сына! Но я не предатель! И хочу, чтобы ты это знала!

– Я не знаю, Мишенька… Я ничего не знаю! Я хочу тебе верить – и не могу… Прости!

Агасфер обнял Настю, прикоснулся губами к ее виску.

– Ты не должна знать обо мне нынче ничего, Настенька, – шепнул он ей. – Я не хочу скрывать: здесь я хожу по тонкой жердочке. И если споткнусь, то мои новые «друзья», как ты их называешь, могут схватить тебя и допросить. Это они умеют! Если ты будешь знать обо мне правду, они сумеют тебя сломать, поверь! Лучше не знать!

– Я никогда не предам своего мужа, своего Мишеньку! Пусть допрашивают!

– Но у нас есть сын, Настенька! И ты мать… Они могут выбить из тебя правду. Так что лучше, пожалуй, считать меня предателем, – горько усмехнулся Агасфер!

– Боже мой, Андрюшенька! – Настя так крепко обняла сынишку, что тот пискнул от боли. – Мишенька, может, мне с ним лучше уехать отсюда? Георгий Филиппыч говорил, что у него есть дом где-то на Гаваях, в Гонолулу. Надо поговорить с ним!

– Поздно, Настенька! Теперь тебя отсюда не выпустят. Ни в Гонолулу, ни обратно в Россию. Не выпустят – пока я им нужен… Прости, родная – но ты знала, на что шла! Я предупреждал тебя в Петербурге… Я не хотел, чтобы ты перебиралась из Владивостока на Сахалин… Но ты же у меня упрямая, Настенька!

– И что же нам теперь делать?

– Ждать, Настенька! Ждать и молиться, чтобы у меня все получилось. И верить, конечно!..

⁂

На десятый день, как и обещал, в Хакодате объявился Осама. О своем прибытии он известил Агасфера запиской, которую принес какой-то мальчишка. Прочитав записку, написанную по-русски, Агасфер показал ее Насте.

– Ну, вот, родная, похоже, труба зовет! Мой японский «друг» просит нас прийти завтра утром к православному храму Воскресения Господня[155].

– Это недалеко от дома, – машинально кивнула Настя и вдруг вскинулась. – Ты сказал, что он просит прийти не тебя одного, а нас? Я не хочу с ним встречаться, Мишенька!

– Что с тобой, родная? Ты же уже знакома с ним! И мы все вместе плыли сюда с Сахалина, помнишь?

– Не хочу! – упрямилась Настя.

Агасферу стоило большого труда уговорить ее.

Оставив сынишку на попечение жены Демби, на следующее утро Агасфер и Настя отправились к храму. Утренняя служба в нем уже кончилась, и народу рядом было немного. Морского офицера в ослепительно-белой форме, разглядывающего храм издали, Агасфер приметил сразу. Моряк стоял к ним спиной, заложив руки за спину. Присмотревшись, Агасфер различил на погонах широкую золотистую полосу и по три серебряных цветка вишни, свидетельствующие о полковничьем звании офицера. На левом боку морского полковника[156] висел кортик в затейливо украшенных ножнах.