Сказка - Стивен Кинг

вроде «Ста бутылок пива», в которой миллион куплетов, – и меня это вполне устраивало, потому что Радар всё ещё кашляла. Я гладил её по спине и брюху, пытаясь успокоить, пока Хана ревела что-то вроде «Джо, голубчик мой, давай без прогулок» (я почти ожидал услышать «вставь мне между булок»). Я продолжал гладить Радар, а Хана продолжала голосить, когда прозвенел полуденный колокол. В такой близости от дворца он был оглушительным.

Звон разлетелся по сторонам. Я ждал, что Хана встанет и пойдёт к себе на кухню. Но она не пошла. Вместо этого она взялась двумя пальцами за фурункул на подбородке и сжала его. Оттуда хлынул фонтан желтоватого гноя. Она вытерла его тыльной стороной ладони, осмотрела гной и стряхнула на землю. Затем откинулась на спинку трона. Я ожидал, что Радар снова закашляет. Но она сдержалась, хотя могла начать в любой момент. Это был лишь вопрос времени.

«Пой, – подумал я. – Пой, ты здоровенная уродливая сука, пока моя собака снова не начала кашлять и наши кости не присоединились к тем, которые ты не можешь убрать, оторвав свою блядскую ленивую жопу от трона…»

Но вместо того, чтобы петь, Хана поднялась на ноги. Это было всё равно, что наблюдать, как поднимается гора. Я воспользовался простым соотношением, которое узнал на уроке математики, чтобы вычислить её рост в стоячем положении, но недооценил длину её ног. Проход между двумя половинами её дома был двадцать футов в высоту, но Хане пришлось бы пригнуться, чтобы пройти внутрь.

Встав, она вытащила застрявшее платье из задницы вместе с громким нескончаемым пердежом. Это напомнило мне проигрыш тромбона из любимой инструментальной композиции моего отца «Полночь в Москве». Мне пришлось зажать рот ладонями, чтобы не заржать. Не думая о том, спровоцирует ли это новый приступ кашля Радар, я зарылся лицом в её мокрую шёрстку на боку, и испустил сдавленный звук: хи-хи-хи. Я зажмурился, ожидая, что Радар снова разразится кашлем или огромные руки Ханы сожмутся на моём горле и открутят голову.

Этого не произошло, и я выглянул из-за пьедестала фонтана как раз вовремя, чтобы увидеть, как Хана с топотом направляется к правой части своего дома. Её размеры были фантасмагоричны. Она без труда могла заглянуть в окна верхнего этажа. Хана отворила огромную дверь, и оттуда донёсся запах готовящегося мяса. Пахло жареной свининой, но у меня было ужасное ощущение, что это не свинина. Хана пригнулась и вошла внутрь.

– Накорми меня, ты, ублюдок без хера, – прорычала она. – Я голодная!

Вот, когда ты должен проскочить, сказала Клаудия. Или что-то вроде того.

Я залез на трёхколёсник и покатил к проходу, наклонившись к рулю, как участник «Тур де Франс» на последнем километре. Прежде чем проехать, я бросил взгляд налево, где стоял трон. Разбросанные кости были маленькими, почти наверняка детскими. На одних остались хрящи, на других волосы. Отвлечься на трон было ошибкой, которую я бы исправил, если бы мог, но порой – слишком часто – мы ничего не можем поделать. Ведь так?

2

Проход был около восьмидесяти футов длиной, прохладный и сырой, вымощенный замшелыми каменными блоками. Свет на другом конце был ярким, и я подумал, что, оказавшись на площади, смогу увидеть солнце.

Но нет. Как только я выехал из прохода, склонившись над рулём, облака поглотили маленькое храброе пятно синевы и вернулась не дающая тени серость. То, что я увидел, заставило меня похолодеть. Мои ноги соскользнули с педалей и трёхколёсник остановился. Я оказался на краю большой открытой площади. Её пересекали восемь извивающихся дорожек с восьми разных направлений. Когда-то их брусчатка была ярко раскрашена: зелёный, синий, малиновый, индиго, красный, розовый, жёлтый, оранжевый. Но сейчас цвета потускнели. Думаю, в конечном счёте они станут такими же серыми, как и всё остальное в Лилимаре и большей части Эмписа. Смотреть на эти извилистые дорожки было всё равно, что смотреть на гигантскую, когда-то приносящую радость детскую вертушку. Вдоль извилистых дорожек стояли столбы, украшенные вымпелами. Годы назад – сколько? – они могли развеваться на ветру, не приносящем запах гнили и разложения. Сейчас они безвольно болтались, и с них капала дождевая вода.

В центре «вертушки» находилась ещё одна статуя бабочки с отломанными крыльями и головой. Разбитые останки лежали кучей вокруг пьедестала, на котором она стояла. За ним более широкая дорожка вела прямо к задней части дворца с его тремя тёмно-зелёными шпилями. Я мог представить себе людей – эмписийцев – которые когда-то ходили по этим извилистым дорожкам, сливаясь отдельными группками в единую массу. Смеющихся в добродушной возне, предвкушающих предстоящее развлечение; некоторые несут обеды в корзинах, кто-то останавливается у продуктовых лотков, чтобы купить выставленные товары. Сувениры для детей? Вымпелы? Конечно! Говорю вам, я мог видеть это, как если бы сам был там. А почему нет? Я был частью подобного столпотворения в особые вечера, когда ходил на игру «Уайт Сокс», и в одно незабываемое воскресенье, – на «Чикаго Беарс».

Над задней частью дворца возвышалась изогнутая стена из красного камня. Вдоль неё стояли высокие шесты, на каждом из которых были установлены длинные, похожие на тарелки, приспособления. Здесь проводились игры, за которыми с нетерпением наблюдали массы людей. Я был в этом уверен. Толпа ревела. Теперь извивающиеся дорожки и центральный проход ко дворцу были пусты и одержимы, как и весь остальной одержимый город.

В пятом классе на уроке истории наш класс построил замок из «Лего». Тогда нам это казалось скорее игрой, чем учёбой, но в итоге мы чему-то да научились. Я всё ещё помнил большинство архитектурных элементов, и узнал некоторые из них, когда приблизился: парящие контрфорсы, башенки, бойницы, парапеты, и даже то, что было похоже на потерну. Но, как и всё в Лилимаре, они выглядели неправильными. Лестничные пролёты беспорядочно (и бессмысленно, на сколько я мог судить) вели к странным грибообразным придаткам с узкими окнами без стекол. Это могли быть охранные посты, или Бог знает, что ещё. Некоторые пролёты пересекались крест-накрест, напоминая рисунки Эшера, обманывающие ваши глаза. Я моргнул и лестницы показались мне перевёрнутыми. Моргнул ещё раз и ход ступеней поменял направление.

Хуже того, весь дворец, в котором не было абсолютно никакой симметрии, двигался, как замок Хаула34. Я не мог точно видеть, как это происходит, потому что трудно ухватить это взглядом… или сознанием. Лестницы были разных цветов, как дорожки «вертушки», что кажется забавным, но в целом создавалось ощущение какого-то непостижимого понимания, как будто это