Сними обувь твою - Этель Лилиан Войнич

— Что из всего этого знает Артур?

— Знает, что она сотворила. От хозяйки слыхал, это все на следствии выплыло. Он пришел и спросил меня, верно ли это? И я сказал: «Верно». Он сел и смотрит на меня. Уж не знаю, сколько он там понял из того, что я сделал, но печать Каина он сразу распознает.

— По-вашему, он догадался?

— Он долго глядел на меня, потом взял меня за руку и говорит: «Бедный Повис… бедный, бедный Повис!» Так и сказал.

— А потом что?

— Я ему говорю: «Эй, малыш, чего это тебе понадобилось заглядывать в чужую душу»?

— Он что-нибудь ответил?

— Не сразу. Сперва он только глядел на меня, а глаза синие-синие и видят тебя насквозь, будто весь он в этих глазах, и все держал меня за руку.

А потом… Как по-вашему, что он мне сказал, этот мальчонка? Так тихо, шепотом: «До чего же вы его любите, если пошли на это ради него». Как по-вашему, недурна догадка для парнишки, которому еще и восемнадцати нет?

Да, этот Артур не так глуп, как кажется.

— Больше он ничего не говорил?

— Он не говорил. А я еще сказал кой-что.

— Что же?

— Я ему намекнул: «Молодой человек, говорю, вы на опасном пути. Если вы возьмете такую привычку — читать в чужих душах и о каждом убиваться, как бы вас в конце концов не вздернули на кресте вроде вороны над конюшней, чтоб другим неповадно было». Он и слова не сказал, только поглядел на меня. Он понял.

Повис поднялся.

— Когда мистер Риверс поправится и сможет ехать, пускай известит меня, я за ним приеду. Ваш порог мне переступать не для чего будет, если вы не пожелаете, и я обижаться не стану. Вот только, если позволите, хорошо бы Артур мне писал иногда, чтобы мне знать, как мистер Риверс. А за Артура не бойтесь, мэм, это все ему не повредит. К такому никакая грязь не пристанет.

На том пожелаю вам всего хорошего.

Она протянула ему обе руки.

— Повис, Повис, неужели вы даже не хотите пожать мне руку? Не мне вас судить. Будь у меня ваше мужество, я бы и сама это сделала!

Минуту Повис стоял словно окаменев, только в лице его что-то дергалось.

Потом взял руку Беатрисы и крепко сжал.

— Об этом вы зря беспокоитесь. Спорить не стану, и вы тоже не без греха, на то живой человек. Бывали вы и пожестче камня и поупрямей армейского мула, но вот трусихой вас не назовешь. Если корабль идет ко дну, лучшего товарища мне не надо.

Все еще держа ее руку в своей, он прикрыл ее другою — мягко и бережно.

— Э, не принимайте это так близко к сердцу. Вы ведь не из таких, которые любят поплакать, и мне ненавистно, чтобы вы из-за меня горевали. Ну, тише, тише, ничего. Кто-то же должен был это сделать, так уж лучше пусть я.

Первое время Уолтер был вял и ко всему равнодушен, словно оглушенный.

Но лето сменилось осенью, и мало-помалу в нем стал возрождаться интерес к жизни.

— Тебе теперь много лучше, — сказала в один октябрьский день Беатриса.

— И я хотела бы уехать дней на десять. Я уверена Глэдис будет ухаживать за тобой не хуже меня.

— Ну конечно. Ни у одного дядюшки на свете нет такой заботливой племянницы.

Глэдис вполне заслужила эту похвалу, ее преданность не знала границ.

Она не отходила от дяди. Желая утешить и развлечь его, она каждый день приносила ему своих любимых мышей и гусениц и поверяла ему свои бесконечные секреты.

— Да, за тебя я буду спокойна, — сказала Беатриса. — А ты что скажешь, Генри? Ты не возражаешь, если я на некоторое время оставлю дом на миссис Джонс?

— Ну… ну конечно, поезжай, раз тебе хочется. А куда это ты собралась?

— В Лондон за покупками. Нам так много нужно, что лучше уж мне пожить там неделю и закупить все сразу. Мне совсем нечего надеть, и в доме тоже все обтрепалось.

Генри широко раскрыл глаза. И это говорит Беатриса, которую он годами уговаривал отдохнуть и повеселиться, как все люди! Даже в первые годы после замужества она не слишком интересовалась нарядами и развлечениями, а со смерти Бобби предпочитала все заказывать по почте у старых, солидных лондонских фирм.

Он озадаченно смотрел на жену. Его мужскому глазу вовсе не казалось обтрепанным это строгое элегантное платье темного шелка, хотя, конечно, оно было далеко не новое. Ей всегда была свойственна аристократическая умеренность, она покупала только дорогие, но простые вещи, держала их в безукоризненном порядке, и им не было износу. Однажды он со скромной гордостью похвастал Уолтеру, что Беатриса носит свои платья в десять раз дольше, чем жена самого Криппса, и при этом остается элегантнейшей дамой во всем Западном Уорикшире. Но если ей захотелось обновить свой гардероб, он, конечно, будет только рад.

— Прекрасная мысль, — сказал он. — Тебе очень полезно немного рассеяться. Но не лучше ли отложить поездку на месяц-другой? Кончится осенняя пахота, и я тоже смогу поехать. Мы с тобой пожили бы в Лондоне недели две, а то и месяц, побывали бы разок-другой в театре.

Беатриса покачала головой и протянула ему длинный список необходимых покупок.

— Как-нибудь в другой раз, милый, — сказала она с улыбкой. — Это будет совсем не увеселительная поездка. Когда я наконец выберу ковры, гардины и платья, мне полезнее всего будет провести несколько дней в постели.

— По-моему, тебе не следует ехать, мама, — сказала Глэ дис, — тебе это не под силу. Разве Робинс и Грин не могут прислать тебе образцы? Ты только измучаешься, и у тебя опять заболит спина.

— Ну что ты, девочка. Ведь с тех пор как приехал дядя Уолтер, я еще ни разу не лежала.

— У тебя такой вид, что если ты начнешь бегать по магазинам, ты непременно свалишься.

— Право же, детка, так будет лучше. Ты бы могла мне очень помочь.

Хочешь? Если ты пересмотришь все свое платье, и папино, и дяди Уолтера, и все постельное и столовое белье и составишь список всего, что нужно заменить, я смогу вернуться скорее.

Глэдис встала и с минуту пристально смотрела на мать.

— Хорошо, мама, — сказала она наконец и, не говоря больше ни слова, вышла из комнаты.

Прошло две недели, и Беатриса вернулась в Бартон. Она была бледна и, как видно, очень устала, но все, что требовалось сделать в Лондоне, было сделано, как всегда практично и разумно. Она виделась с Повисом, как ей советовал Уолтер, и тот, по ее словам, избавил ее от многих хлопот, взяв на себя покупки всего необходимого для Уолтера и Генри. Вечером, накануне ее отъезда, он принес тщательно упакованные вещи и счета.

— Каков он тебе показался? — спросил Уолтер.