Сними обувь твою - Этель Лилиан Войнич

— Да, надо его отпустить. Но бедняжка Глэдис будет в отчаянии. И сможет ли она заниматься совсем одна, когда Артур не будет ей помогать?

Какая я ей учительница после Жиля; да потом я и так уже слишком много на себя взяла, ведь Генри…

Она не договорила.

— Может быть, мне к рождеству вернуться в Лондон, Би? — спросил Уолтер.

— У тебя и без того много забот, а тут ты еще который месяц ухаживаешь за мной и, наверно, совсем измучилась.

— Что ты, наоборот! Для меня такое облегчение, что ты рядом. Ведь по-настоящему ходить за тобой нужно было только в первые дни. А теперь ты мне большая поддержка. Временами мне становится немножко… страшно…

И снова она умолкла на полуслове. Потом продолжала:

— Мне трудно следить и за домом и за фермой. А с тех пор как уехал Жиль, Генри все больше опускается, нечего закрывать на это глаза. На него уже ни в чем нельзя положиться. И я теперь почти ничего не могу с ним сделать. Впрочем, я это заслужила.

— А Гарри не может вернуться, домой и помогать на ферме? — после короткого раздумья предложил Уолтер. — Нужно ли ему кончать Оксфорд?

Беатриса вздохнула.

— Я знаю, от этого никакого толку не будет. Но для Генри это вопрос престижа… и тут еще ревность. Как мне просить его послать в Оксфорд Артура, если его родной сын не кончит курса?

— А что Жиль думает о занятиях Глэдис?

— Он пишет, что нам лучше подыскать какого-нибудь подходящего человека, который мог бы заниматься с нею и помогать мне в управлении фермой. И он предлагает, чтобы Артур жил у них этот год просто как гость, без всякой платы, тогда я смогу позволить себе этот новый расход. Это очень великодушно с его стороны.

— Еще бы, ведь д'Аллейры очень бедны. Но я не уверен, что сумею найти подходящего человека, а если и найду, захочет ли Генри принять его? А главное, чужого человека Генри ни в чем не станет слушать. Би, а тебе не будет легче, если до осени я заменю Жиля?

Она просияла.

— Вот бы хорошо, Уолтер! Я даже сказать тебе не могу, какое это было бы для меня облегчение. Кроме Жиля, ты единственный человек, который может сдерживать Генри. Право, тебе это удается еще лучше, чем ему.

— И я могу заниматься с Глэдис. Не так хорошо, как Жиль, но не хуже обыкновенного учителя. Я ничего не понимаю в сельском хозяйстве, но Генри понимает, когда он в здравом уме и твердой памяти, и ты всегда можешь подсказать мне, как ему помочь.

— А как же твоя книга?.. Я не вправе отнимать у тебя время. Ты хотел кончить ее в будущем году. Уолтер, как ты думаешь, Повис не вернется, если его попросить? Тогда бы он взял на себя все заботы о ферме, кроме тех, с которыми Генри справляется сам, а ты бы учил Глэдис, и у тебя еще оставалось бы вдоволь времени на твою книгу.

— Это было бы превосходно, но, боюсь. Повис не согласится. Он, мне кажется, и думать не хочет о возвращении сюда. Уж не знаю почему. Правда, он всегда был непостижимо упрям. Но я все-таки попробую еще раз.

— Но ты ведь все равно останешься?

— До лета, а может быть, и до осени, только вот не знаю, не подумает ли Генри, что я злоупотребляю вашим гостеприимством.

Беатриса рассмеялась.

— Спроси его сам!

— Нет, уж лучше ты спроси.

— А зачем? Только вчера он спрашивал меня, нельзя ли тебя уговорить, чтобы ты поселился с нами навсегда. Уолтер долго молчал, прежде чем ответить.

— Генри всегда был великодушен.

На следующей неделе Уолтер вошел к сестре с письмом в руках.

— Я не мог ответить тебе, пока не получил этого письма. У меня есть новости, Би.

— Хорошие? Уолтер, у тебя такое лицо… И в самом деле, она не видала его таким со студенческих лет.

— Великолепные новости. До сегодняшнего дня я не был уверен. Присядь, родная, я тебе все объясню.

Она повиновалась, сердце ее отчаянно билось. Что он скажет? — Когда капитан Кук, вернувшись из своего путешествия, рассказал поразительные вещи об острове Пасхи, все, кто изучает древнее искусство, потребовали, разумеется, чтобы обнаруженные им статуи были изучены и описаны. Три года тому назад сэр Джозеф Бэнкс и еще некоторые его ученые коллеги пожелали встретиться со мной. Нашлись люди, которые решили снарядить туда экспедицию, при условии, что руководить ею будет надежный человек; и кое-кто назвал мое имя.

— Ты не говорил мне об этом ни слова.

— Что же было говорить, когда я все равно вынужден был отказаться.

Разумеется, я ответил, что не могу уехать из Лондона.

Экспедиция так и не состоялась — отчасти потому, что трудно было найти подходящего человека, отчасти из-за недостатка денег. И вот недавно один голландец, у которого огромные плантации в Ост-Индии, предложил дать недостающие средства, при условии, что экспедиция будет не только археологической, но и лингвистической. Он интересуется восточными языками.

Теперь опять хотят снарядить экспедицию, и Джонс сказал им, что, по его мнению, я единственный человек, способный справиться с этой двойной задачей.

— Кто сказал?

— Уильям Джонс. Ты не помнишь, когда-то, много лет назад, я рассказывал тебе о мальчике из Харроу, одаренном редкими способностями к языкам?

— Это тот школьник, который каждую свободную минутку отдавал… арабскому, если не ошибаюсь?

— И персидскому тоже. Он и сейчас еще очень молод, но уже один из крупнейших ученых мира, поразительный ум. Мы с ним уже несколько лет переписываемся. Он первый заинтересовался сравнительной таблицей языков, которую я начал составлять давным— Давно и до сих пор не удосужился закончить, и, видимо, говорил о ней в этом ученом собрании. И вот теперь я получил официальное приглашение. Этот голландец предоставляет нам на два или даже на три года, начиная с будущей зимы, свой корабль с опытным капитаном голландцем и всей командой, — сейчас они отплыли с товарами в Батавию. Он рассчитывает, что почти весь первый год я буду изучать местные диалекты на островах… После этого я могу отправиться на остров Пасхи и измерить статуи. Его условия таковы, что лучшего и желать нельзя. У меня будет опытный помощник и полная свобода вести работу так, как я сочту нужным. В Батавии к нам, вероятно, присоединится натуралист, а возможно, и астроном.

Беатриса слушала, и ком стоял у нее в горле. Бедный Уолтер!

Обездоленный, все потерявший, он, точно искалеченный ребенок, тешит себя сказками о том, что могло бы быть…

— Сладкие мечты, — сказала она и погладила его руку.

— Почему же мечты?

Ее рука дрогнула и замерла.

— Неужели ты всерьез думаешь ехать, Уолтер? Милый, посмотри на себя в зеркало. У тебя нет сил для такого путешествия.