Анатолий Тарасов - Александр Горбунов

Итог: ни то ни другое звено не показывало игру высокого класса. И это сказалось. Чтобы закончить с разговорами о звене Петрова, добавлю только одно. Верно, игроки этого звена, прежде всего Петров и Гусев, хорошо играют в сборной. Но разве может истинный спортсмен по-разному относиться к своим обязанностям в клубе и в сборной?!»

Тарасов получал по ходу сезона письма, в которых его упрекали за то, что он меньше, чем обычно, работал с командой. Тарасов с упреками был согласен, но обратил внимание на два немаловажных обстоятельства:

«За многочисленными заботами мы в нашем хоккее упустили вопрос о подготовке молодых тренерских кадров. Так вот, я — и меня в этом поддержало руководство клуба — решил дать возможность Локтеву и Фирсову поработать самостоятельно. И мы с радостью убедились, что и Фирсов, и особенно Локтев многое знают, умеют и показали себя гибкими и знающими тренерами… Оба они сегодня готовы повести коллектив на большие дела. Что же до меня, то врачи уже не первый год настоятельно рекомендуют мне значительно снизить нагрузки».

«Может, устал от вечной гонки…» — говорил Тарасов практически в самом начале сезона. Он действительно устал. Накопление усталости — физической и моральной, проблемы со здоровьем… История с отставкой-72 не могла не сказаться.

Локтев был одним из немногих хоккеистов, которых Тарасов после завершения ими игроцкой карьеры видел в роли тренеров. Руководство ЦСКА не одобряло тарасовскую идею ухода из команды, и Тарасов не стал форсировать решение проблемы, опасаясь, как он говорил, что «вместо молодых тренеров, которых мы готовили долгие годы, могут поставить людей более авторитетных, но не способных продолжать традиции хоккеистов ЦСКА, традиции, которые создавались несколькими поколениями армейских спортсменов». Следованию традициям, их совершенствованию Тарасов придавал огромнейшее значение.

Уже с осени 1973 года Тарасов стал доверять проведение довольно большого раздела учебно-тренировочного процесса Фирсову и особенно Локтеву. «Локтев, — писал Тарасов, — и должен был, по моему убеждению, возглавить команду».

Это — к вопросу о «мести» в отношении Локтева, на которую намекает Е. Рубин. И к вопросу о мстительности Тарасова и его злопамятности вообще.

«Локтев, — продолжал Тарасов в книге, — это уже достаточно сложившийся, опытный тренер. Он обладает твердым характером, своим взглядом на игру, на тренировочный процесс. Еще играя, будучи капитаном ЦСКА и сборной, он всегда имел свое мнение, приходил к тренерам и умело дискутировал об игровом задании, о тактическом построении. Он еще тогда умел доказательно и тактично высказывать свое мнение. Сила Локтева в том, что он освоил принципы армейской школы и творчески развивает их».

Благоприятный момент для смены тренера в ЦСКА наступил, по мнению Тарасова, в октябре 1973 года, когда клуб выиграл три турнира подряд: приз «Советского спорта», традиционно разыгрывавшийся в те годы в преддверии чемпионата страны, Кубок европейских чемпионов (оставалась формальность — перенесенный на следующий год ответный финальный матч с шведским клубом «Брюнес», после того как в Евле ЦСКА соперников разгромил 6:2) и Кубок СССР. Но Локтев и Фирсов попросили мэтра повременить с уходом, поскольку заметили проявление симптомов зазнайства у ряда ведущих игроков, посчитавших дело сделанным. Локтев и Фирсов решили, что в сложившейся ситуации им с этим явлением (типичным в общем-то для любой советской команды) не справиться. Оба они были еще молодыми специалистами (Локтеву — 40 лет, Фирсову — 32 года), совсем недавно играли с теми, кого им необходимо было возвращать с небес на землю. Тарасов с их аргументами согласился. Но сказал, что они должны проявлять еще большую самостоятельность, а о тарасовских воспитательных возможностях вспоминать только в тех случаях, когда без них действительно не обойтись. «Если прежде, — вспоминал Тарасов, — я доверял Локтеву и Фирсову руководство рядовыми матчами, да и тренировки поручал не самые ответственные, то теперь Константин Борисович должен был работать со мной на равных».

Тарасов поставил в известность клубное руководство: все первые матчи чемпионата-73/74 будут проводить молодые тренеры. Но за скобки себя выносить не стал. Когда команда, ведя в Челябинске в счете 5:1, вдруг проиграла 6:7, Тарасов по возвращении ее в Москву как мог успокаивал молодых коллег, взял всю ответственность за неудачу на себя, ибо, как он говорил, «знал, что становление не может проходить без срывов. Тем более что в челябинском поражении, скорее, были виноваты не тренеры, а игроки».

Игроцкая карьера Локтева завершилась на чемпионате мира 1966 года в Любляне, где его признали лучшим нападающим турнира. Там же югославы предложили Локтеву поработать тренером в их стране. Страна дружеская, спортивные и партийные власти препоны вроде бы не должны были ставить. Они, казалось, и не ставили, и всё зависело от решения самого Локтева. Он еще в самолете оповестил партнеров о том, что с карьерой игрока заканчивает, и рассказал о югославском предложении. В Москве же Локтев пригласил Тарасова, Альметова, Александрова, Кулагина и Старовойтова и спросил у них совета. Все были за поездку. Тарасов обосновал свое мнение тем, что в Югославии Локтев мог бы получить первый опыт тренерской работы, чтобы потом работать в ЦСКА.

Локтев вылетел в Белград и там узнал: препоны все же существовали и проявились в последний момент перед подписанием контракта. Финансовые условия документа никак не могли устроить ни инициаторов приглашения, ни самого потенциального тренера — Союз спортивных обществ и организаций СССР заложил в соглашение грабительский процент отчислений в пользу государства. По тогдашним законам, нигде, к слову, не публиковавшимся, зарплата любого советского специалиста, работавшего за рубежом, должна была быть ниже зарплаты посла Советского Союза. Тренера Локтева эти законы приравнивали по деньгам ко второму секретарю посольства.

Конечно же, Локтев ничего в Белграде подписывать не стал. Огорченный, он уехал домой, попробовал было вернуться в игру, но сказались травмы и перерыв в тренировочной работе. Локтев пошел в подмастерья к Тарасову, который, как уже говорилось, делал на него ставку как на своего преемника.

Впоследствии Тарасов был поражен тем, как убирали из ЦСКА одного из его лучших учеников. Армейский клуб выиграл в 1977 году чемпионат страны — второй под руководством Локтева и двадцатый в своей истории (первый раз Локтев-тренер победил в 1975-м, а год спустя занял второе место). Клубное начальство после выигрыша, как водится, организовало банкет. Проходил он в Архангельском. Никому и в голову не могло прийти, какая подлая, можно сказать садистская, заготовка ждала Локтева и команду. О том, что он уволен, тренеру сообщили еще до начала торжеств. «Едва сев за стол, — вспоминала жена Локтева Валентина, — он попросил слова и сам объявил о своей отставке. “Ребята, — сказал он, обращаясь к игрокам, — со следующего сезона у вас будет новый тренер. Но я еще вернусь, потому что ЦСКА — это мой родной дом, я здесь вырос и никогда в другой команде работать не смогу…” Он никогда не был слабым человеком, но если бы вы знали, каких усилий стоила ему эта короткая фраза! После нее наступила гробовая тишина, поскольку никто подобного начала праздничного вечера не ожидал. Потом ребята наперебой стали говорить: “Константин Борисович, мы за вас будем бороться!” Но он попросил их этого не делать… Естественно, сразу после этого “тоста” мы с ним покинули банкет. Оставаться там далее не было смысла. Костя был на грани срыва. Состояние его было таким, что на обратном пути мы едва не угодили в аварию, чудом не врезавшись в парапет на мосту…»