За тридцать тирских шекелей - Данил Корецкий

– Я смотрел твое личное дело – ты в нашей миссии единственный, кто не имеет высокопоставленных родственников в МВД, – хитро взглянул Дмитриев. – Я так и не понял: как тебе доверили представлять милицию на международной арене? Может, ты залегендирован, а на самом деле отец у тебя генерал КГБ?

– Да нет, товарищ полковник, – растерянно ответил Лобов. – Отец у меня пролетарий – инструментальщик на Кировском заводе… И я думал, что на международный съезд не по отцам, а по личным успехам отбирают!

– Гм… Ну, это, конечно, правильно. Хотя и не совсем понятно. Впрочем, ладно, проехали! Смотри, какая красота! – Дмитриев широким жестом обвел отсвечивающую синевой морскую поверхность, голубое небо, легкие перистые облака, яркое солнце, летающих между небесным куполом и водной гладью чаек.

– Да, очень здорово!

– А думал ли ты, сын пролетария, – торжественно произнёс полковник. – Думал ли, что когда-нибудь поплывешь вот так, на круизном лайнере? Не из Сочи в Одессу, а в саму Турцию! И на каком судне! Здесь экипаж 400 с лишним матросов, одних только поваров – 39, хлеб пекут более чем для 1000 человек… Осознаёшь масштаб?

– Осознаю, товарищ полковник, – кивнул Лобов. – Хотя и с трудом…

– Во-о-о-от, – нравоучительно поднял палец Дмитриев. – Даже типография своя есть. Радисты каждый день принимают фотогазеты и новостные бюллетени, их распечатывают и разносят по каютам, так что мы даже в море не оторваны от важнейших событий в стране и за рубежом! Радиограммы, опять же, приходят – я каждый день на связи с руководством…

Полковник на минуту замолчал, словно раздумывая, сказать ли что-то ещё или нет. Но решил сказать. По старой ментовской привычке огляделся по сторонам, обнял Александра за плечи.

– Кстати, насчёт радиограмм… Скажу по секрету – тебе майора присвоили!

– Как майора?! – воскликнул Лобов. – Не может быть!

– Обыкновенно: вчера министр подписал! – довольный произведенным эффектом, улыбнулся Дмитриев. – Только объявить об этом, для пущего эффекта, я должен на съезде, так что пока держи язык за зубами. Понял?

– Так точно, понял…

– Держи краба! Поздравляю! – они обменялись рукопожатиями.

– И это еще не все… – продолжил полковник. – Зачислили тебя в резерв на выдвижение! Вернешься – станешь на место Руткова, это уже вопрос решенный. Через пару лет пойдешь на начальника УР, а там, глядишь, и на зама УВД по оперработе. Не знаю я, кто тебя двигает, только персональный социальный лифт уже подан и двери открыты…

– Да никто меня не двигает, товарищ полковник! – ответил вконец ошарашенный новостями оперативник. У него даже голова закружилась.

– Ну, не хочешь, не говори! – Дмитриев похлопал парня по плечу. – Только есть небольшая заковыка: ты там Руткова по какому-то делу выгораживал, а теперь обстановка изменилась: прокуратура ему все доказала! Так что надо тебя из дерьма вытаскивать: могут ведь ложные показания накрутить, нарушения офицерской чести, ну и со всеми вытекающими… Только и этот вопрос отрегулировали: дашь новые показания задним числом, а старые из дела уберут…

– Подождите, это как?

– Да очень просто, скажешь, как требуется, и все…

Полковник не договорил: за его спиной раздались голоса, смех, радостные выкрики. На палубу выкатились другие члены делегации, в основном милицейские начальники с большими звёздами.

– Михал Иваныч! – окликнул кто-то Дмитриева. – Пойдёмте в каюту, посоветуемся… А потом смотреть развлекательную программу! Экипаж концерт для нас подготовил, приглашают…

Лобов уже знал, что «советоваться» – значит выпивать.

– Концерт? – повернулся полковник. – Концерт – это хорошо! И посоветоваться можно… Иду!

Оставшись один, Лобов задумался уже совсем не о том, о чём думал всего несколько минут назад. Уж слишком многое вдруг на него свалилось! Очередное звание, предстоящее повышение, социальный лифт… Что за фигня? Такого не бывает, чтобы звания, должности и награды сыпались, как конфети в новогоднюю ночь! Недаром Дмитриев уверен, что его кто-то продвигает… И Рутков тоже так думает… И их понять можно: конфеты выдают по одной, только горькое лекарство льют без ограничений! И не всегда эти противные микстуры лечат!

На палубе становилось многолюдно: пассажиры вышли на променад. Преуспевающего вида мужчины, элегантные дамы, меняющие туалеты по несколько раз на дню… Ароматы духов, праздничная одежда, блестящие лаком туфли, украшения… Обычные броши, кольца, перстни, которые не надо прятать и которые не влияют на судьбу…

Лобов снова пощупал то, что висело на груди. Жизненный путь перед ним раздваивался. Или идти по привычной дороге, так же, как раньше, или сворачивать туда, куда предлагают – на новый проспект… Там он получит кучу бонусов – он знал, что с этого всегда начинается новая дорога. А чем закончится?

И это он тоже знал… Через год, через два, через три, но придется расплатиться, причем по самой высокой ставке… Конечно, можно пойти, а потом вовремя остановиться… Получить звание, должность и соскочить… Хотя все предшественники тоже так думали! Но им не повезло, а ему должно повезти… Однако, так тоже все думают… А главное – первый шаг надо сделать уже сейчас!

Он представил глаза Руткова, когда приедет майором, займет его должность, да еще даст изобличающие наставника показания… Одному слава, почет, движение вверх, а второму позор, пенсия, суд… Пенсионеров Система не защищает – они уже отрезанные ломти. Вполне могут реальный срок припаять! А он будет делать карьеру и подниматься вверх, к большим звездам. Возможно, даже шитым, генеральским…

Лобов расстегнул две верхние пуговицы рубашки, зажал перстень в руке и рывком разорвал шнурок. Он с такой силой сжимал кулак, что казалось, будто лев шевелится, крутит головой, – вырывается!

«Надень на палец, – вынырнула из подсознания настойчивая мысль. – Примерь в последний раз!»

Но он ей не поддался. Широко размахнулся, даже подпрыгнул, и изо всех сил швырнул перстень как можно дальше в море!

Две проходящие мимо дамы шарахнулись от размашистого жеста:

– Аккуратней, молодой человек!

– Извините…

Перстень улетел достаточно далеко и шлепнулся в воду, подняв небольшой фонтанчик, блеснул несколько раз в косых солнечных лучах, пронизывающих морскую поверхность, и стал опускаться все ниже и ниже. Прошел сквозь косяк сельди, миновал несколько распустивших свои «парашютики» медуз, пучки оторвавшихся и гонимых течением водорослей… Перстень погружался все глубже, поворачиваясь то одним, то другим боком, будто давая льву возможность лучше ознакомиться с подводным миром Черного моря. Солнечные лучи сюда уже не доходили, лев тонул в сумраке но действительно безразличным взглядом смотрел по сторонам. Вода становилась плотнее, и движение перстня замедлилось, а опускаться ему предстояло еще долго – морская бездна в этом районе достигала двух километров. Но ему было не суждено достигнуть дна: на глубине ста метров равнодушный лев с легким звоном лег на неожиданное препятствие…