Бунтарка - Линетт Тиган

Меня ведет в сторону, и я прижимаюсь спиной к двери. Прикрываю глаза, стараясь взять себя в руки. Нет времени для слабости. Я сейчас нужен Василисе.

Дымарский, словно чувствуя, звонит мне на телефон. И мне есть, что ему сказать…

* * *

Василиса:

Я смотрю в окно, крепко сжимая в руках чашку с горячим кофе. Меня раздражают ненужные вопросы женщины, которые слишком меткие и болезненные. Несмотря на то, что я хочу всё забыть, психолог меня штурмует и вызывает пережитые эмоции.

— Василиса… — осторожно обращается ко мне девушка, но я не желаю к ней поворачиваться. — Я понимаю, насколько сложно говорить о произошедшей с тобой ужасной ситуации… Но мне важно понимать, что ты испытываешь. Страх? Боль? Гнев?

Я равнодушно поворачиваюсь к женщине, тяжело вздыхая.

— Всё и сразу, — на мой ответ психолог кивает и открывает свой офисный портфель.

— Отвлечемся на что-то более приятное? — она мягко улыбается и кладет на стол чистые листы бумаги и новую пачку маркеров. — Ты давно практиковалась в рисовании? Это отличная практика, как для тебя — чтобы отвлечь от тяжелых мыслей, как и для меня — чтобы помочь.

— Меня насиловали, а ты предлагаешь мне порисовать? — скептично фыркаю, закатывая глаза. — Надеюсь, у тебя хотя бы вышка оконченная, — оценивающе пробегаюсь взглядом по девушке, которая слишком молода для опытного специалиста.

— Не переживай, Василиса. Молодость и упрямство — двигатель прогресса. Этот фактор очень важен в психологической терапии, так как мы независим от седых консерваторов, — с легкостью отвечает она и распаковывает фломастеры, красноречиво подсовывая их ближе ко мне.

— Я не настроена рисовать.

— Тогда ты можешь отдать мне рисунок на следующей встрече, — без застенчивости ищет новые окольные пути, чтобы добраться до моих мозгов.

— И что рисовать?

— Любишь конкретику? — не отвечает она на прямой вопрос, чем до безумия раздражает.

— Ненавижу неизвестность.

— Это хорошо, когда существует хороший план и уверенность в завтрашнем дне, — соглашается психолог. — Я предлагаю нарисовать тебе свой дом.

— И чем же тебе это поможет?

— Я увижу то, что тебя беспокоит, а ты займешь свободное время и возможно откроешь в себе творческую грань, — пожимает она плечами.

— Ты будешь меня анализировать, как подопытную крысу?

— Подопытные крысы — специфика другого доктора, — подмигивает она и поднимает взгляд, отправляя его за мою спину. — Добрый вечер, Кирилл.

Я напряженно застываю, гипнотизируя чашку с черным кофе.

— На сегодня хватит, Василиса. До завтра. Надеюсь, что тебе понравится маленькое, но очень творческое задание, — она поднимается и, кажется, расплывается в ещё большей улыбке. Такой мерзкой, вульгарной и соблазняющей…

Она улыбается, как зубоскалящая гиена!

— Дарья, на пару слов. У тебя есть время? — слышу его шепот, который отлично различается в тишине.

Они выходят из гостиной комнаты, и я оборачиваюсь, когда слышу хлопнувшую дверь на кухне. Нет уж, я выше того, чтобы подслушивать Бессонова с этой психичкой… Раздраженно передергивая плечами, стараюсь убедить себя в равнодушии. Но вместо спокойствия, я лишь проливаю кофе на плед, в который я была закутана и злюсь без весомой на то причины.

— Конечно, дорогой, без проблем. Ты же знаешь, что всегда можешь на меня положиться. Хорошего вам вечера, — слышу её тихий смех и как шуршит одежда.

Меня сейчас вырвет от её елейных заигрываний! Мало того, что Бессонов здесь буквально прописался, так ещё и таскает сюда своих психичек. Он что, совсем совести не имеет?

— Как прошло? — он появляется в дверном проеме, когда я нервно пью кофе.

— Отвратительно, — фыркаю. — Это было очевидно. Сколько её лет? Двадцать три? Двадцать пять? Если уж хочешь мне помочь, нанимай квалифицированных психологов! Даже боюсь спросить, где ты её подобрал… — срываюсь, шумно поставив чашку на журнальный столик.

— Дарье тридцать один год. Уже семь лет — она успешный практикующий психолог и социальный работник. Нам выгодно, чтобы с тобой работал наш человек, который не станет вмешиваться в личные дела и принуждать к незамедлительным судебным процессам, — он многозначительно смотрит на меня, — с этим мы разберёмся сами.

— О, так вы близки! — театрально вздыхаю. — Не заметила, пока она скалилась и заигрывала с тобой.

Кирилл хмыкает, но сразу же опускает голову, как только я вижу его реакцию. Кажется, от бешенства, мои глаза наливаются кровью.

— Мы близки. Даже очень, — соглашается со мной Кирилл, ошеломляя.

— Блондинки — разонравились, шатенки — надолго не задерживаются… С брюнетками заигрываешь. Интересно, у тебя даже на рыжих стоит?

— Дарья — моя тётя по маминой линии, Лиса, — говорит он и я округляю глаза. Кир стоически сдерживает улыбку, которая всё равно прорывается на мягкие губы. — Мне приятно, что ты до сих пор считаешь меня своим. Помнишь, что ты мне сказала тогда, в кафе? Если я усажу чужую девушку на свой байк или начну с ней тесно общаться — ты ей все патлы вырвешь, — насмешливо напоминает мне мои слова, а я в смятении отвожу взгляд. — Я не стану нарушать твоё правило. С шатенкой ты разобралась кардинально. Мою тётю потрошить не стоит. Она хоть и психолог, но с детства знает самозащиту.

Он подходит ко мне ближе подняв руку, пробегаясь пальцами по моей щеке. Она, как на зло, горит страшным пламенем. Тётя! Как же стыдно, что моя ревность взыграла именно сейчас!

— Обнимешь меня? — неожиданно предлагает Кирилл. Я мнусь, хмуря брови. — Как хочешь, — он сгребает меня в крепкие объятия, прижимая к своей крепкой груди. — Я соскучился по тебе, Лиса.

Полдня короткой передышки, однозначно пошли нам на пользу. Я думала, что Кирилл будет обходить меня десятой дорогой и будет рядом из чувства долга… Но его жесты и действия снова прежние. Зря я прорыдала до полудня в подушку, которую теперь нужно выжимать от моих соплей.

В его объятиях мне становится необычайно спокойно, потому что за всё это время только он, Кирилл Бессонов, остался прежним. Таким же задиристым, с легкой ухмылкой и наглыми объятиями.

— Ты уже ужинала? — отрицательно качаю головой, боясь пошелохнуться и упустить это ощущение умиротворения. — Как мило, — хмыкает он над моим ухом. — Ты ждала, чтобы я пришёл и снова приготовил куриную подошву?

— У меня специфические вкусы, — киваю я, позволяя себе легкую улыбку. Мой ответ имеет двойное дно, и Кирилл это моментально понимает. Он смеется, а я ощущаю вибрацию от его груди. — Ты был прав.

— В чём?

— Ты мне нужен, Кир… — выдыхаю я и мои руки ложатся на его спину. — Но я всё ещё на тебя злюсь. То что ты сделал…

— Знаю, Лиса. Подло и низко, — соглашается со