Чужая игра для сиротки. Том второй - Айя Субботина

Плачущий, если ты все еще слышишь молитвы одной твоей нерадивой послушницы, пожалуйста, присматривай за ним ради меня.

Я ведь в самом деле очень сильно, всем сердцем, любою своего милого герцога.

Толчок, тонкий пронзительный свист, и треск лопнувшего прямо под моими ладонями камня, приносят мне боль.

И облегчение.

«Вставай, моя маленькая девочка…»

Я слышу этот голос внутри себя. Но он льется не из головы, а как будто от сердца. Из той маленькой части меня, о существовании которой я всегда знала, но никогда не могла хотя бы как-то ее обозначить.

Теперь я знаю, что это была не просто странная хворь или голос Плачущего.

Это была моя мать.

Самая отважная и сильная женщина из всех, которых я знала.

Потому что, не моргнув глазом, пожертвовала собой ради того, во что верила. И защитила меня, ценой собственной жизни.

«Ты стала очень сильной…».

Мне нужно собрать все силы, чтобы открыть глаза, потому что веки тяжелые, словно залиты сургучом и скреплены нерушимыми печатями. Когда-то, когда я одной ногой стояла в могиле, мне было так же тяжело, как сейчас. Но тогда я точно знала, что жива. А сейчас… разве человек мог пережить такой взрыв? Я могу поклясться на Томе Откровений Плачущего, что чувствовала, как маленький жалящие осколки Игниса прошли сквозь мое тело, словно ножницы через тонкую шелковую ткань. Даже сейчас я чувствую, как кровоточит каждая крошечная и смертельная рана.

Но и медленные, едва слышные удары собственного сердца я тоже чувствую.

«Открывай глаза, моя девочка, это еще не конец…»

Я разлепляю веки и в первую минуту не вижу ничего, кроме ярко-алой дымки, как будто весь мир покрыл непроглядный злой туман, и в нем ничего не стоит заблудиться. Приходиться несколько раз моргнуть, прежде чем пелена понемногу развеивается, и я замечаю за ней очертания пустоши, выкорчеванных с корнем сухих могучих древ и земли под ногами, покрытой глубокими рваными трещинами.

— Где я? — спрашиваю вслух, и голос Л’лалиэль беззвучно отвечает:

«Ты там, где начнется новая жизнь».

— Звучит немного… пугающе, — пытаюсь храбриться за не очень уместной шуткой. — Новая жизнь разве не должна начинаться при определенном… мужском участии?

Это очень странно, но я чувствую ее легкий смех, как будто бы она стояла сейчас живая передо мной. Могу легко разглядеть и ее улыбку.

«Ты правда любишь этого бессердечного смертного?»

Теперь уже в ее голое звучит легкая насмешка.

— Он не бессердечный, — встаю на защиту своего Нокса, и заодно встаю на ноги, осматриваясь.

Место, где я оказалась, похоже на Пустошь вокруг Печати — такое же безжизненное и опустевшее. Но здесь по крайней мере нет огромных скелетов непонятного происхождения, и не веет смертью, как будто на каждом шагу всплывает придорожный камень с настойчивым предложением повернуть назад.

Интересно, что же это все-таки за…

Я не успеваю толком об этом подумать, потому что на глаза попадается до боли знакомая торчащая на горизонте крыша замка. Вернее, того, что от него осталось — не так много, на самом деле. Это же Горностаевый приют. Как бы я не хотела вычеркнуть прошлое из головы — оно все равно отпечаталось в моей памяти, и эту яркую черепицу я узнала бы даже из сотен похожих. Плачущий, прости, я даже запах этот чувствую сквозь гарь и соленый красный дым с привкусом железа.

А потом мысленно бью себя по лбу.

Ну да, это Горностаевый приют. Ведь именно там я была, и там отбила Эвина у сообщников герцогини. Правда, значительно дальше замка, но вряд ли бы за те несколько минут, что я пыталась разделаться с летающей смертью, она успела бы перенести меня на другой континент. Вот только вокруг Горностаевого Приюта были роскошные рощи и сады, высокие горы в снежных шапках и покрытые изумрудом травы холмы. А не непригодная ни для чего земля.

Наверное, это последствия взрыва. Но если он был таким сильным, что буквально выжиг все на многие мили вокруг, то почему тогда я жива? Или я только думаю, что жива? В конце концов, возможно, именно так и выглядит то самое место, где боги разрешают в последний раз проститься с теми, кто нас любит? Хотя бы мысленно.

Если так, то почему здесь нет моего несносного герцога?

Не потому ли, что ему все равно?

«Он собирался пожертвовать жизнью ради тебя, — фыркает в моей голове Л’лалиэль. — Не такой уж он и бездушный, раз… искренне хотел спасти тебя любой ценой. Тебя и мир, в котором ты будешь счастлива».

Я громко шмыгаю носом и украдкой вытираю слезы. Интересно, если я позову — он придет? Сюда… чем бы ни было это место, и где бы оно не находилось.

Мне кажется, я даже вижу одинокую фигуру где-то там, на фоне развалин замка.

Но, кажется, это просто мираж?

— Зачем я здесь?

«Чтобы позаботиться о своем народе. Ему нужно где-то жить, а не сидеть под землей, потому что смертные слишком примитивны, чтобы хотя бы попытаться понять то, что создано Хаосом».

— Я помню-помню, что ты хотел помирить то, что помирить невозможно. — Вскидываю руки, стараясь не думать о том, что вполне могу разговаривать сама с собой. Вдруг у меня случилось помешательство из-за всего случившегося? — Может скажешь, как в таком случае убедить наш народ не есть все, что живет и шевелится?!

«Зачем, если ты уже это сделала?» — посмеивается она, и я только сейчас обращаю внимание на свои руки.

Они… не то, чтобы тали такими, как прежде, но те ужасные черные наросты исчезли, и кожа осталась черной только на костяшках и вокруг запястья. Это выглядит странно, но не ужасно. И самое главное — когтей больше нет. Я перебираю свои пальцы, до сих пор не веря, что все это происходит на самом деле.

«Ты — лучшее свидетельство того, что Тьма и Свет могут уживаться рядом, даже в одном теле… Моя маленькая сильная… королева».

Та фигура на фоне горящего замка — это не Нокс.

Это высокий краснокожий мужчина, похожий на жителей далеких солнечных островов, только с маленькими темными рожками и такими черными отметинами на коже, что и у меня. Только у него они покрывают грудь и плечи. А за ним идет точно такая же женщина, и еще одна.

Они выходят один за другим, словно народ, который, наконец, вернулся из долгого изгнания.

«Для этого ты была создана, — слышу улыбку в голосе Л’лалиэль, который звучит все тише с каждым словом. — Не становиться на чью-то сторону. Не становится игрушкой в руках Света и не быть оружием в руках Тьмы. Ты была создана, чтобы не выбирать сторону…»

Пока она говорит это, ко мне со всех сторон стекается живая река людей. Пусть немного странных… Хорошо, очень странных и все еще немного пугающих, но все-таки живых людей, а не уродливых темных существ, способным испытывать лишь бесконечный неутолимый голод.