Война и мир. Том 1-2 - Лев Толстой

Долгоруков весело захохотал.

— Не более того? — заметил Болконский.

— Но всё-таки Билибин нашел серьезный титуладреса. И остроумный и умный человек.

— Как же?

— Главе французского правительства, au chef dugouverienement francais, — серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков.— Не правда ли, что хорошо?

— Хорошо, но очень не понравится ему, —заметил Болконский.

— О, и очень! Мой брат знает его: он не разобедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он невидал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французскойловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым?Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Этопрелесть!

И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то кБорису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова,нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя нанего, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядомсвой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.

— Charmant, [Очаровательно, ] — сказалБолконский, — но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодогочеловека. Видите ли что?…

Но князь Андрей не успел докончить, как вкомнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.

— Ах, какая досада! — сказал Долгоруков,поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. — Вы знаете, я очень радсделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодогочеловека. — Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннегои оживленного легкомыслия. — Но вы видите… до другого раза!

Бориса волновала мысль о той близости к высшейвласти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь всоприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громаднымидвижениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною иничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретиливыходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокогочеловека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной впередчелюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость иизворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему,Долгорукому и пристально-холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея,идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или далдорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразиласьзлоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.

— Кто это? — спросил Борис.

— Это один из самых замечательнейших, нонеприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.

— Вот эти люди, — сказал Болконский совздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, —вот эти-то люди решают судьбы народов.

На другой день войска выступили в поход, иБорис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни уДолгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.

На заре 16 числа эскадрон Денисова, в которомслужил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся сночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, былостановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки,1-й и 2-й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералыБагратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде,испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой онпреодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по-гусарски отличится вэтом деле, — пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и НиколайРостов скучно и тоскливо провел этот день. В 9-м часу утра он услыхал пальбувпереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и,наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французскихкавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, носчастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящейпобеде, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона.День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блескосеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не толькорассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров,генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемилосердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, ипробывшего этот веселый день в бездействии.

— Ростов, иди сюда, выпьем с горя! — крикнулДенисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.

Офицеры собрались кружком, закусывая иразговаривая, около погребца Денисова.

— Вот еще одного ведут! — сказал один изофицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком дваказака.

Один из них вел в поводу взятую у пленногорослую и красивую французскую лошадь.

— Продай лошадь! — крикнул Денисов казаку.

— Изволь, ваше благородие…

Офицеры встали и окружили казаков и пленногофранцуза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говорившийпо-французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его былокрасно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясьто к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват втом, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны,что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: maisqu`on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку, ] иласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится.Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство,выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собойв наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое такчуждо было для нас.

Казаки отдали лошадь за два червонца, иРостов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.

— Mais qu`on ne fasse pas de mal a mon petitcheval, — добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана былагусару.

Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал емуденег.