Изабелла I. Крест королевы - Лоренс Шуновер

Беатрис и дон Алверо Португальский подняли глаза от своей игры и увидели темнолицего человека в тюрбане, который бросился на них с кинжалом, извлечённым из складок бурнуса. Лезвие сверкнуло над головой Беатрис, она вскрикнула и упала на пол. Ибрагим Алджерби, издав громкий радостный вопль, повернулся к дону Алверо и тяжело ранил его в шею. Вбежавшие стражники нанесли мавру десятки смертельных ударов. Он умер, вознося хвалу Аллаху, думая, что освободил мир от короля и королевы Испании.

Маркиз Мойа, поднятый с постели, ворвался в шатёр и подхватил на руки потерявшую сознание жену. Золотые кружева отделки её платья изменили направление удара: она потеряла сознание, но не была ранена.

— Я никогда больше не буду сердиться на то, что ты много тратишь на свои платья!

Но дон Алверо едва не умер. Он присутствовал при испанском дворе как военный наблюдатель дружественной Португалии. Его смерть могла оказать неблагоприятное влияние на отношения с Португалией...

Гнев Фердинанда был ужасен. Мёртвое тело Ибрагима Алджерби было помещено в жерло пушки, и им выстрелили в сторону Гранады. Мавры ответили тем, что содрали кожу со знатного испанца и набили чучело соломой. Прикреплённая ремнями к спине мула, вызывающая ужас человеческая оболочка была доставлена в лагерь христиан. Закалённым ветеранам стало плохо при виде медленно передвигавшейся фигуры без костей, конечности которой двигались, как змеи, при каждом шаге мула. Увидев её, Фердинанд произнёс ужасную клятву:

— Я постараюсь улучшить изобретение мавров, помоги мне в этом отец дьявола.

Но Изабелла призвала к прекращению взаимных зверств. В тюрьмах Гранады находились тысячи христианских пленников, не только захваченных в ходе этой войны, но и жертвы прежних набегов. Была опасность, что мавры, доведённые до отчаяния, их всех уничтожат.

— Существует иной способ доказать нашу веру и опозорить неверных, — сказала она.

Повсюду были свидетельства разрушительного пожара, который опустошил лагерь христиан: большие чёрные пятна всё ещё зияли среди шатров. Солдатам было чрезвычайно тесно в оставшихся палатках.

— Люди ссорятся из-за пустяков, когда им приходится жить в такой тесноте, — жаловался Фердинанд.

— Я считаю, что это не совсем хорошо, — заметила Изабелла. — Если люди ссорятся, то это потому, что им нечем заняться.

— Боюсь, что этому трудно помочь. На один час сражений приходится целая неделя бездействия. Такова тоскливая математика твоего метода ведения войны, моя дорогая. Войны будущего, вероятно, будут очень скучными.

— Мы не станем больше держать войска в палатках. Мы начнём строить здесь город!

Бездеятельность мгновенно прекратилась. Вместо тонких пожароопасных палаток стали возникать прочные дома в окрестностях Гранады. Солдаты и офицеры превратились в строителей. По всей равнине разносился шум: отделывали блоки, ковали железо, рубили лес; скрипели повозки, перевозя законченные конструкции. Строились не только вместительные помещения для жилья, но и конюшни, кузницы, мастерские по производству оружия, кухни, прачечные, склады и церковь, — всё это росло на глазах ошеломлённых мавров. Вместо палаток, которые могли бы быть быстро развёрнуты и так же быстро свёрнуты, строился город, жители которого никуда никогда не уйдут. Демонстрация абсолютной убеждённости Изабеллы в своей победе сделала гораздо больше, чтобы сокрушить воинственный дух мавров, чем дюжина выигранных битв.

Усиливая гнев, раздражение и уныние мавров, две широкие улицы пересекались под прямым углом в центре нового города. Таким образом, когда бы мавры ни смотрели вниз, они видели христианский крест, выполненный из вечного камня.

...Через три месяца после приезда Изабеллы строительство было закончено: последний камень уложен, последняя крыша настелена. Королева распорядилась начать вдоль улиц посадки деревьев.

— Едва ли они нам потребуются, — заметил Фердинанд.

— Это единственный город в Испании, который никогда не был осквернён маврами, — сказала Изабелла. — Деревья будут спасать от солнца будущие поколения и напоминать об этом. Пусть город живёт и процветает всегда.

— Армия хочет, чтобы это место было названо Изабелла, — сказал он. — Я согласен.

Но она дала городу название Санта-Фе, увековечивая святую веру, которая помогла его построить.

Стоимость строительства Санта-Фе была огромной. Изучая счета, которые он проверял так же тщательно, как и банкиры Валенсии, Фердинанд наткнулся на счёт «услуги картографа: десять тысяч мараведи». Он был подписан: «Христофор Колумб при дворе маркизы Мойа».

— Посмотри, посмотри! Что это такое? — Фердинанд протянул Изабелле лист бумаги.

— Я не знаю, откуда это.

— Твой итальянский моряк вернулся?

— Беатрис никогда о нём не упоминала.

— Похоже, что он уже здесь, но я не собираюсь платить. Пусть маркиза Мойа сама ему платит. Бог мой! Десять тысяч мараведи! За услугу картографа! Но не из моего кармана!

— Да, это многовато. Я выясню, что он сделал, чтобы заработать такие деньги.

— Если вообще сделал что-нибудь.

Колумб вернулся, чувствуя, как и все остальные в Европе, что война с маврами близится к концу. Он знал, что с окончанием войны возникнет новая возможность напомнить испанским монархам о своём предложении. Беатрис де Бобадилла снова приблизила его к своему двору.

Но Колумб не оставался без дела, праздно мечтая о своём путешествии. Не в его натуре было бездельничать, особенно среди бурлящей активности, которая окружала его со всех сторон по мере того, как росли прочные здания Санта-Фе. Он обратился к маркизу Мойа с просьбой найти для него дело. Маркиз скептически спросил его:

— А какого рода дело?

Помнит ли маркиз, спросил Колумб, порт в Африке, Сент-Джордж-ла-Мина, где знаменитые сокровища сохранялись до тех пор, пока португальские корабли не смогли перевезти их и наполнить сундуки короля Португалии в Лиссабоне?

Конечно, отозвался маркиз, он помнит этот порт: он был такой же неприступный, как и главная башня в Сеговии; искусно защищённый рядами стен и ощетинившийся пушками, смотревшими во все стороны, охраняя подступы со стороны моря так же, как и дороги с суши.

— Я в своё время составил план этих фортификационных сооружений, — сказал Колумб и из огромной морской сумки извлёк в качестве доказательства карты, изготовленные его собственной рукой.

Тогда маркиз Мойа поручил ему составление карт для строителей Санта-Фе. Они оказались чрезвычайно полезными: были прекрасно вычерчены, с ясными подробными деталями изображения зданий, улиц и даже системы водоснабжения.

— Но цена слишком высока, — призвала Беатрис в ответ на вопрос Изабеллы. — А что, король нашёл счёт?

— Конечно.

— О господи. Я надеялась, что он не заметит его среди такого большого количества бумаг. — В её голосе появились просительные нотки: — Колумб грозится уехать. А он не должен уезжать! Он обратился к королю Англии, который заинтересовался его предложениями и предлагает Колумбу лично представить свой план. Английский король — умный и дальновидный человек. Колумб может никогда больше не вернуться в Испанию.