Сотворение света - Виктория Шваб

Он распрямился и спрятал талисман под одежду.

– Я не помешал? – спросил Алукард.

Ленос посмотрел на горелые пятна на палубе, потом – на Джасту у руля, которая яростно кричала на антари, своей магией внезапно накренивших корабль на одну сторону. Наконец перевел взгляд на человека, который сидел рядом с ним на полу и пил из фляги.

– Не особенно, – запоздало ответил он, опуская длинные руки.

Алукард предложил Леносу флягу, но тот отказался. Он никогда особенно не любил пить – не считал, что кратковременная эйфория стоит последствий.

– А как ты узнаешь, что они тебя слышат? – спросил капитан, делая долгий глоток. – Ну, эти твои святые?

Капитан не был религиозным, по крайней мере насколько Ленос знал его с этой стороны, и это ему не мешало. Магия – это полноводная река, которая прокладывает свой путь по руслу и кого-то подхватывает и уносит потоком, а кого-то предпочитает обогнуть. И у последних тоже есть свои выгоды: например, с берега на воду открывается лучший вид. Ленос пожал плечами, подыскивая слова.

– Это не совсем… разговор.

– А что тогда? – Алукард недоуменно моргнул сапфиром.

Ленос неловко поежился.

– Это скорее… приношение жертвы.

Капитан издал невнятный звук, признанный, должно быть, изображать понимание. А может, он просто горло прочищал.

– Ты всегда был странным, – заметил он. – Как ты вообще попал ко мне на корабль?

Ленос смотрел себе под ноги.

– Жизнь привела, – ответил он наконец, потому что не верил в удачу – вероятность удачи отрицала бы божественный замысел. Если уж Ленос во что-то верил, так в порядок, назначенный свыше, в то, что ничто на свете не происходит без причины. Иногда удается приблизиться к пониманию этого замысла, иногда он от вас сокрыт, но в любом случае он существует.

Подумав еще немного, он добавил:

– И Стросс.

В конце концов, именно угрюмый старший помощник со «Шпиля» наткнулся в Тейнеке на Леноса, только что сошедшего с хейнасского корабля. По какой-то причине он понравился Строссу, и тот привел его на борт нового судна – с сияющим корпусом и парусами цвета полуночного неба. Там собралось немало странного народа, но самым странным оказался тот, кто вышел их поприветствовать. Капитан.

– Мы что, решили набирать бродяжек? – вот первое, что он спросил при виде Леноса. Держался он непринужденно и умел улыбаться так, что немедленно хотелось улыбнуться в ответ. Ленос не мог не пялиться на него с открытым ртом: в его родном селе моряков всегда можно было отличить по обожженной солнцем коже и неряшливой выцветшей одежде. Даже капитаны выглядели так, будто их специально выдерживали на солнце и ветру для особой выносливости. А этот человек был юным, сильным и восхитительным – в элегантной черной одежде с серебряным кантом.

– Меня зовут Алукард Эмери, – сказал он, и по собравшимся пробежал шепоток, будто это значило что-то особенное. Но Ленос знать не знал фамилии Эмери, да с чего бы ему могло быть дело до этого? – Корабль зовется «Ночной шпиль», и вы все здесь, потому что я набираю для него команду. Но пока вы еще не команда. Не обольщайтесь раньше времени.

Он кивнул ближайшему кандидату – здоровенному детине с мышцами как корабельные канаты.

– Что ты умеешь делать?

Между моряками пробежал смешок.

– Ну, – ответил здоровяк, – я отлично поднимаю тяжести.

– Я превосходно читаю карты, – вызвался другой претендент.

– Я вор, – сообщил третий. – Лучший, какого вы можете найти.

Каждый из собравшихся знал что-то, кроме морского дела, был кем-то еще, кроме моряка. У каждого был свой талант, а кое у кого даже по несколько. Наконец Алукард Эмери перевел темно-синий, как море в шторм, взгляд на Леноса.

– А что до тебя? Ты что умеешь?

Ленос невольно глянул вниз, на свое тощее тело с торчащими ребрами, которые ясно обозначались при каждом вдохе. На руки, загрубевшие разве что от детских игр, когда он карабкался по прибрежным утесам… Правда заключалась в том, что у Леноса толком не было никаких умений. И особенных природных даров тоже – ни силы, ни острого языка, ни магии, ни умения нравиться девушкам. И даже моряком он был так себе (хотя неплохо вязал узлы и воды не боялся).

Единственное, что Леносу удавалось – это чувствовать опасность. Не читать ее признаки в гадательном шаре или в светящихся линиях, а просто чуять, как некоторые чуют начинающееся землетрясение или грядущий шторм. Он умел чувствовать – и старался избегать.

– Итак? – поторопил Алукард.

Ленос сглотнул.

– Я могу предсказать, когда грядет несчастье.

Алукард поднял бровь (тогда над ней еще не красовалось сапфира – камень появился после их первого плавания в Фаро).

– Капитан, – поспешно добавил Ленос, приняв изумленную гримасу за оскорбленную.

Лицо Алукарда осветила улыбка совсем другого рода.

– Ну что же, – сказал он, – думаю, ты мне подходишь.

Это было другое время, другие обстоятельства, другой корабль…

Но Ленос, единожды дав свое слово, держал его всю жизнь.

– У меня дурное предчувствие, – прошептал он, глядя в открытое море. Был штиль, на вечернем небе ни облачка, но в груди моряка собралась тяжесть, будто он надолго задержал дыхание и не умел выдохнуть.

Алукард хмыкнул, поднимаясь на ноги.

– Ленос, старина! Спятивший осколок магии возомнил себя богом, отравленный туман уничтожает Лондон, а у нас на борту антари дерутся друг с другом. Вот если бы при всем этом у тебя не было дурного предчувствия – я бы заволновался.

II

Вот черт, подумала Лайла и снова перегнулась через борт.

После долгой тренировки ее тошнило, а кожа Келла блестела от пота. Один Холланд выглядел разве что слегка утомленным. Она как раз боролась с желанием врезать ему под дых, когда из «вороньего гнезда» на мачте их позвала Хейна – парусам был нужен ветер.

Лайла сползла на палубу и привалилась к ящику, пока остальные занимались парусами. Ощущения были как после трех туров Эссен Таш, причем сплошь проигранных. Каждая клеточка тела до самых костей болела после использования колец. Она даже не представляла, где двое других антари сейчас берут силы, чтобы еще и заниматься ветром.

Но зато тренировки действительно помогали.

К моменту, когда над морем начали сгущаться сумерки, им троим удалось достичь подобия равновесия. Теперь они могли усиливать магию друг друга и делиться ей, не выпивая до предела силы партнеров. Странное это было ощущение – одновременно становиться и слабее, и сильнее: так много энергии и так трудно ей управлять! Похоже на упражнения с мощным, но очень тяжелым ружьем.

Даже сейчас, когда связь уже разорвали, мир продолжал пульсировать и сиять магией. Ее нити пронизывали воздух и не сразу угасали перед глазами, когда Лайла моргала. Казалось, можно протянуть руку и сыграть на них, как на струнах, заставляя мир звучать.