Падение Софии - Елена Хаецкая

Однако Кузьма Кузьмич, не сведущий в театральном искусстве, на эту паузу никак не отозвался, почему Николай Григорьевич почувствовал себя несколько глупо.

Прокашлявшись и запив смущение чаем с согревающим бальзамом, Николай Григорьевич пояснил:

— Я, собственно, о новых приживалах княжны, с которыми, по слухам, она проводит все свое время… Особенно об этом греке. Вам на сей счет что-нибудь известно?

— Я мало интересуюсь обстоятельствами княжны, — с достоинством ответствовал Кузьма Кузьмич. — Впрочем, есть у меня одно соображение. Нам следует нанять шпиона.

Николай Григорьевич широко раскрыл глаза от удивления, услыхав подобное, а Кузьма Кузьмич усмехнулся с очень довольным видом.

— Кажется, вы, Николай Григорьевич, большой охотник до театра, — проговорил он. — Ну так вот вам чисто театральный эффект, как в пьесе про злодеев. Наймем шпиона, и пусть подслушает, о чем толкуют на прогулках княжна и эти ее прихвостни. Уверен, они внушают ей разные неподобающие идеи, отчего старушка все больше выживает из ума.

— Что вы имеете в виду? — нахмурился Николай Григорьевич.

— А вот и узнаем! — зловеще сказал Кузьма Кузьмич.

Был призван Лисистратов, как человек, склонный к авантюре. Узнав, что от него требуется, Лисистратов последовательно возмутился, испугался, надулся, принял важный вид и, в конце концов, согласился за пятнадцать рублей.

Он отсутствовал четверо суток. Николай Григорьевич уже начал беспокоиться о его участи. Однако под вечер четвертого дня Лисистратов все-таки явился, чрезвычайно похмельный. Он весь трясся, так что его пришлось уложить в постель и дать ему таблетки. Говорить связно Лисистратов был не в состоянии.

Наутро был призван Кузьма Кузьмич, и состоялся своего рода «военный совет». Лисистратов, бледный, умытый, застегнутый на все пуговицы, драматически докладывал, как крался он за княжной, Софьей и Харитином, как старушка шла мелкими шажками, а Харитин держал ее под локоть. Софья же брела, широко метя подолом траву, и корзина с припасами покачивалась на ее руке.

— Затем вышли они на лужайку и устроились в тени. Княжне подали подушку.

— А подушку кто нес? — заинтересовался Кузьма Кузьмич.

— Софья. Подушка была привязана к корзине, — объяснил Лисистратов. — Не перебивайте меня, пожалуйста, Кузьма Кузьмич, потому что я боюсь утратить нить.

— Я лишь уточняю детали, — возразил Кузьма Кузьмич. — Любая может оказаться решающей. Даже подушка.

— Почему подушка? — заволновался Лисистратов.

— В подушке легко пронести лучевой пистолет или спрятать в ней ядовитого скорпиона, — пояснил Кузьма Кузьмич.

Лисистратов раздраженно дернул углом рта и продолжил:

— Итак, княжна уселась на подушку, Харитин — рядом с ней, а Софья разложила на маленькой скатерти бутерброды, пирожки и вынула бутыль с напитком. Скатерть также находилась в корзине, — добавил Лисистратов на всякий случай и покосился на Кузьму Кузьмича. — Они принялись кушать. Говорили на разные темы. Княжна вспоминала случаи, как приживалки пытались ее обмануть и как они при этом глупо выглядели. Софья очень смеялась.

— А Харитин? — спросил Николай Григорьевич.

— Мне показалось… — медленно проговорил Лисистратов. — Мне показалось, что Харитин вообще не знает, как это — смеяться. Как говорится в драме «То здесь, то там, или Смутные времена», «человек — прямоходящее, без перьев, умеющее смеяться».

— И пить водку, — прибавил Николай Григорьевич, как будто без всякой задней мысли.

Лисистратов, однако, возмутился:

— При чем здесь водка? Некоторые животные также употребляют алкоголь и даже страдают пристрастием. Такие случаи описаны. Пьянство — не единственно человеческое свойство, в то время как смех присущ только человеку. Вы, очевидно, предполагаете, что раз я актер, то и думать не умею, а только выполняю требования постановщиков? Ну так это ваше заблуждение, потому что в пьесах много глубоких мыслей, так что я как актер пропускаю сквозь себя, можно сказать, всякую мудрость.

Кузьма Кузьмич сказал:

— Ни в чем таком мы вас не подозреваем, Лисистратов. Итак, Харитин не смеялся, а Софья смеялась.

— Да.

— А потом?

— Потом говорили о погоде. Сравнивали с Москвой.

— Ясно, — кивнул Кузьма Кузьмич и устремил на Николая Григорьевича многозначительный взгляд.

— Я вел записи, но свериться с ними не могу, потому что, кажется, потерял в трактире, — сказал Лисистратов. — В общем, разговор был самый незначительный. Пока говорили, Харитин взял княжну за руку и поднес к губам.

— И… что? — насторожился Николай Григорьевич.

Лисистратов пожал плечами:

— Ничего. Он целовал ей руку. Довольно долго. Она этого даже как будто не замечала. Не смотрела на него. Продолжала болтать с Софьей. Затем Харитин отошел от них обеих, лег в траву, закрыл голову руками и скрючился. Лежал так с четверть часа. Я видел, как он ногой дрыгает, — прибавил Лисистратов. — Трава колебалась. А женщины все болтали. Софья наливала княжне чай. Княжна пару раз подносила к глазам ту руку, которую целовал Харитин. Разглядывала недоуменно. Мне показалось, что она даже не вполне понимала происходящее. На этом — все.

— Все? — поднял брови Кузьма Кузьмич. — Где же вы отсутствовали столько времени?

— Не мучайте меня, Кузьма Кузьмич! — вскричал Лисистратов. — Вам ведь хорошо известно, как я потратил отпущенные мне дни!

— И отпущенные вам деньги, — вставил Николай Григорьевич.

— Я должен был снять напряжение, — объяснил Лисистратов. — Однако увлекся и слегка… перестарался. Что ж, не в первый раз алкоголь оказывается сильнее человека.

— До сих пор я не усмотрел ничего такого, что требовало бы столь радикального снятия напряжения, — сказал Кузьма Кузьмич.

— Когда я уже уходил, Харитин встретился со мной взглядом, — сказал Лисистратов, содрогаясь. — Поверьте, господа, у меня мороз прошел по коже. Харитин знал, что я слежу. Он лежал в траве, весь бледный, застывший, как будто бы без сил. Я немного увлекся, наблюдая, и, наверное, высунулся из-за куста. Клянусь, я не подозревал, что он может слышать! И вдруг он приподнялся и глянул. Мне почудилось, будто он приблизился в единое мгновение, надвинулся на меня. Магнетизм взора так действует. Как будто между нами не осталось никаких тайн, если вы понимаете, что я имею в виду. Он извлек из меня все мои жалкие секреты и взамен намекнул на свои. А потом… потом он улыбнулся. И я побежал.

Лисистратов вытер платком лоб и заключил:

— Вот, собственно, и все. Квинтэссенцию извлекайте сами, господа, какую вам угодно.

Все трое совещались довольно долгое время, но ни к каким определенным выводам так и не пришли и в конце концов велели лакею принести хороший коньяк, а к коньяку — шоколад и апельсины из теплицы, так что вечер закончился очень приятно. Лисистратов заночевал у Николая Григорьевича, а Кузьма Кузьмич поехал к себе в «Осинки» на нанятом электромобиле.