Сглаз - Томас Олд Хьювелт

Кто же позвал его теперь, Джослин или Мэтт?

Стив запретил себе думать об этом и замотал головой.

Он перевернулся на спину. Открыл глаза, закрыл, открыл снова.

Так-то лучше. А тьма его вполне устраивала. Она позволяла его мыслям обратиться к любви. Где-то далеко, в ином мире, мучились и страдали люди. Они не хотели умирать. Стив представил себе, что так поют проклятые.

Он сжался в комок, пытаясь уменьшиться в размерах, и заткнул уши пальцами.

А затем начал напевать себе под нос.

– Я люблю тебя, Тайлер, – прошептал он перед тем, как уснуть, убаюкав себя колыбельной.

Но никто ему, конечно, не откликнулся.

В это время Катерина ван Вайлер восстала. Она приняла тот образ, который каждый ребенок Блэк Спринг рисовал себе в самых худших кошмарах. Злосчастная ведьма взывала к силам, что были древнее человечества и обитали в частях вселенной, состарившихся прежде рождения земли.

Ведьма стояла на Храмовом Холме, повернувшись к горящей церкви. Она воздела руки к небу, совершая жесты заклинаний друидов, бормоча нечестивые слова на мертвом языке, не понятном никому из ее паствы.

Но от звуков ее голоса у людей волосы вставали дыбом.

Уцелевшие горожане заголосили, но Катерина продолжила свой распев из преисподней, обращенный к небесам.

Слезы струились по ее лицу, не переставая.

И тогда жители Блэк Спринг двинулись на восток. То была процессия обреченных. Некоторые из них оказались нагими. И все они выглядели потерянными.

Они шли прочь от церкви, будто во сне. Добравшись до шоссе двести девяносто три, они направились в лес, который начинался как раз неподалеку. Миновало почти три часа, когда первые из них появились на безлюдной трассе к югу от Форт-Монтгомери.

За окнами украшенных затейливой резьбой особняков колониального стиля было тихо. Родители осторожно раскладывали подарки около каминов, чтобы дети развернули их рано утром еще до завтрака.

Между тем по обочине шествовал кошмарный парад, бесконечный и никем не увиденный.

Когда люди Блэк Спринг дошли до дорожной развязки, они направились к Гудзону. Один за другим они входили в Гудзон и скрывались под поверхностью ледяной воды, где их подхватывало течение.

На рассвете небо окрасилось в кроваво-красный цвет.

В этот миг под мостом Таппан Зее проплывали сотни вздувшихся тел. Вода несла их в сторону Нью-Йорка.

Те, кто встал пораньше, узрели мертвых горожан.

Наступило Рождество.

Стив Грант ощутил медный привкус в распухшем рту. Он с трудом разодрал воспаленные веки. Рассеянный солнечный свет бил в глаза: зрение никак не желало привыкать даже к столь скудному освещению.

Стив повернул голову и понял, что лежит на полу собственной кухни.

Значит, он вернулся домой. Стив попытался по кусочкам восстановить картину того, как и когда он выбрался из горящей церкви, но не смог. Будто провал во времени между тем моментом, когда он закрыл за собой дверь, и нынешним.

Наверное, его память поглотила черная дыра. Сознание словно провалилось в яму, которая до сих пор зияла у них во дворе.

Стив решил приподняться и стиснул зубы, чтобы не застонать. Его одежда превратилась в обуглившиеся лохмотья и провоняла гарью. Кожа на его руках вздулась и зудела. Спину сильно ломило, а колено пульсировало. Стив ощупал свое лицо. Похоже, дело совсем плохо. Левая сторона раздулась, как воздушный шар, а челюсть под кожей была деформирована.

Если ты собирался принять участие в шоу «Топ-модель по-американски», тебе надо хорошенько подумать, сказал себе Стив.

С трудом поднявшись на ноги, Стив огляделся. Ничего вроде бы не изменилось… хотя нет. Он ошибся. Все стало другим, каким-то чужим, и это сбивало с толку.

Царящая в доме тишина надвигалась на него. Гнетущая, такая, что он услышал стук собственного сердца. Что-то тут неправильно.

Рождественская елка в Чистилище Джослин все еще не украшена.

Они ее поставили, а нарядить собирались вечером – после своего похода по магазинам.

Но в тот день они нашли Тайлера мертвым.

Теперь с дерева осыпались иголки.

Что-то попалось ему на глаза – под обеденным столом в столовой. Черная обтрепанная нитка. Шов, который он срезал с лица Катерины.

Но где она теперь? И где Тайлер?

Стив поплелся по коридору. Увидел в зеркало свое отражение и отпрянул – так сильно он испугался.

Прежний Стив исчез: вместо него появился незнакомец. И он выглядел ужасно.

Его физиономия побагровела, кожу испещряли глубокие морщины. Взгляд был затравленный и тоскливый. Левая щека и нижняя губа распухли и посинели, подбородок покрылся запекшейся кровью, которая смахивала на бороду.

Его челюсти явно нуждались в ремонте.

В моем медицинском наборе есть шовная игла, но сейчас она мне не поможет, решил Стив.

Он, прихрамывая, добрел до холла и пальцем отвел в сторону гардину на окне.

Трава блестела в слабом свете зимнего солнца. Иней растаял. Будет погожий денек.

Но снаружи все тоже выглядело каким-то неправильным.

Стив не услышал ни единого звука.

Он посмотрел в западном направлении, на Дип Холлоу Роуд, но увидел лишь деревянные и кирпичные коттеджи. Они будто затаились в ожидании своих хозяев.

Но они не появятся, понял Стив.

Он догадался, что дома пусты. Интересно, подумал Стив, что он увидит, если осмелится прогуляться по Блэк Спринг.

Наверное, он ни с кем не встретится.

Воздух был чист, ни намека на запах дыма.

Значит, он будет бродить по опустевшим улицам.

Но скоро прибудут представители властей. И что тогда? То же самое, что в феврале тысяча шестьсот шестьдесят пятого года.

Они придут в мертвый город.

Три тысячи человек бесследно исчезли.

Блэк Спринг стал городом-призраком.

Точно, подумал Стив, а я – его мэр.

И Стив безудержно рассмеялся. Его смех быстро перерос в хохот одержимого. Звуки эхом отражались от стен и словно вибрировали в воздухе.

Стив вспомнил маятник – средневековый пыточный механизм, который незримо висел над ними с того дня, как он и Джослин вернулись домой и нашли Тайлера в петле.

Бритвенно-острое лезвие раскачивалось туда-сюда и отсчитывало секунды до исполнения безжалостного приговора.

Суд окончен. Приговор вынесен.

Сейчас он, Стив, – просто груда костей и плоти, сотрясающихся от хохота.