Не один - Отар Кушанашвили
Шрифт:
Интервал:
Она, оказывается, увлеклась шоу-бизнесом, а шоу-бизнес высокохудожественному Самусенко претит, он это раз двадцать повторил, в шоу-бизнесе «ничтожные молекулы бороздят бессмысленную Вселенную, в которой нет Бога».
Ей, видите ли, загорелось «плясать, петь, вот всего вот этого лжебомондного дерьма…»
Каждый раз, когда случаются такие коллизии, а случаются они чаще, чем Лана Дэль Рэй фальшивит на концертах, хочется спросить: «Пардон, а где ж вы прежде были? Вы что ж, не знали, что…» и далее согласно конъюнктуре.
А последней каплей стало участие Милены в фотосессии в жанре «ню», в которой она приняла участие, по ее словам, чтобы привлечь внимание к проблеме недостойного отношения к животным. Будучи убежденной вегетарианкой.
В ответ на требование вернуть колье Милена сначала невозмутимо, а после распаляясь, говорит, что шиш вернет, лучше продаст, а деньги спустит на благотворительность.
Боря, уже смирившийся с тем, что такие эфиры вряд ли укрепляют веру в человеческую общность, искусился направлять вакханалию в нужное русло.
Эксцессы эксцессами, ор ором, а вопрос всегда один – в разных вариациях: А был ли мальчик?
А была ли любовь? Способны ли мы на души благородные порывы?
Мы с Борей знаем ответы, участники оргии тоже знают, но я не уверен, что наши ответы совпадают.
К черту колье, даешь детей (если, конечно, такая безобразная дилемма стоит).
В Америке про Ивана Ткаченко сняли бы фильм. Я очень люблю смотреть американские фильмы вообще, а спортивные драмы тем паче, потому что в спортивных драмах то, что в обычных фильмах представлено просто как коллизия, показано выпукло, все обострено, ужесточено.
Я представляю, какой фильм сделали бы про Ивана Ткаченко там. Но мы не Америка, я говорю это не с осуждением, не с грустью и тем более не с радостью – мы совсем другие.
Иван Ткаченко ровно год назад разбился в самолете, на котором он и его товарищи должны были лететь на хоккейный матч. Иван Ткаченко был капитаном ярославского «Локомотива». Я, конечно, не был с ним знаком, мне откровенно не повезло. Потому что то, что я узнал про Ивана Ткаченко, не давало мне покоя год: не могу сказать, что денно и нощно, но, тем не менее, очень часто я думал об этом парне, который абсолютно соответствовал званию «герой», но более всего ненавидел публичность и всякие проявления героизма – ответы на вопросы журналиста, проведение громких акций, разговоры про семейные ценности и так далее.
У Ивана Ткаченко остались двое дочерей и супруга Марина, я видел их фотографию. Когда Первый канал показывал репортаж, снятый год спустя в квартире Ивана Ткаченко, я не стал это смотреть, это очень болезненное зрелище.
Иван Ткаченко много лет подряд отбивал у смерти детей, больных раком. Об этом не знали ни у него дома, ни тем более в хоккейном клубе, об этом не знал даже его папа – самый близкий ему человек. Об этом не знал никто.
Я видел интервью одной девушки – мамы спасенной им девочки Сони, – которая сказала, что сначала имя благотворителя скрывалось, потом, когда она настояла на том, чтобы они знали, благодаря кому дочь встала на ноги, им сообщили только его имя и отчество. Они думали, что это солидный дядька, без малого патрон какого-нибудь предприятия, какой-нибудь важный чиновник. И только потом они увидели спасителя, улыбчивого парня.
Все время, пока вы будете разглядывать фото Ивана Ткаченко, с его огромными глазами, в которых нет ни намека на недовольство жизнью, вспоминайте эту колонку. Невозможно себе представить, что в 2011 году, в эпоху, когда все сбились с ног в поисках моральных авторитетов, которых как не было, так и нет, один парень, маленький в смысле вклада в историю человек, сделал больше, чем мы с вами.
Он наотрез отказывался быть «авторским» благотворителем и перечислял деньги. В аэропорту, за 15 минут до посадки, он послал смс об очередном взносе. Об очередном – потому что этот жест был для него, наверное, такой же нормальной частью дня, как после этого послать смс домой: «Все в порядке, идем на посадку».
Эта история выглядит как фантастическая. Несколько десятков миллионов рублей в стране, где одного миллиона-то не видело 98 процентов населения, он перечислял, потому что считал, что его зарплата огромная.
Насколько этот поступок потряс меня – описывать сейчас не время. Время вспомнить про людей: мы друг про друга ничего не знаем, мы не знаем, кто живет рядом, с кем мы работаем бок о бок – мы не знаем про этих людей ничего. Но иногда, очень редко, к сожалению, с помощью такого ЧП, что само по себе символично, мы что-то о людях узнаем.
Он как будто обменял себя на спасенные жизни. И последнее, чтобы уж совсем вам стало нехорошо у компьютеров. Он мечтал о сыне, и ровно за сутки до этого полета жена ему сообщила о том, что у них будет сын. Недавно он родился, мои спортивные коллеги опубликовали репортаж. Я его не дочитал, потому что не смог по известным причинам дочитывать это.
Но сын родился, и поскольку теперь в этой семье нет папы, я призываю всех, кто убеждает меня, что высшие силы есть, вот теперь проявить свою сноровку – помочь этой семье, зная, что папы нет, верить в то, что он есть. Его просто не может не быть, такого папы.
Жизнь – это Привилегия, а не Право, он говорил. Он говорил, что, в конце концов, все будет хорошо, а если будет хорошо не все, то это еще не конец. Он все время твердил, что грядет наше царствие, когда видел меня унылым, а унывал я непозволительно часто.
Мой папа, ненадолго пережив маму, умер, и я сразу почувствовал себя жалким, мир опустел, утратил цельность, вместе с ним развалился на куски я.
Жизнь есть жизнь, иногда она полна дерьма, и в ней очевиден прагматический аспект, но у сильных людей прагматика попутна добру, но это именно что у сильных, а я, пока не взял себя в руки, был потерянным порождением мощнейшей маминопапиной любви, чего с меня взять, я был смертельно ранен и убил несколько лет на жалость к себе. Многим в любой, даже не самой масштабной, беде слышен погребальный звон, и я не могу винить людей, иногда люди далеко, мозг отказывает.
И тогда работает только Любовь, за любовью следует Уважение к Ушедшему, и тогда ты видишь свет. Трагический сюжет про Максима Транькова и его скончавшегося в молодые 62 папу Леонида Степановича, трагедия с центростремительной композицией сжала мою грудную клетку до прерывистого дыхания, а теперь я думаю, что этот сюжет – про то, как папа любил сына, болел за него и вместо него, а сын не подвел – этот сюжет надо отлить в бронзе.
В Америке, которая вас всех так раздражает, только что не кино собираются снимать про девочку, победившую бронетранспортера С. Уильямс. А тут полная восхищения, боли, света готовая сага о Папе, знавшем, как и мой, что жизнь это привилегия, а не право, но права сдаваться, права ныть нет, и если ты следуешь, как Максим, этому завету, привилегия обернется Победой.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!