Сказки старой Англии - Редьярд Киплинг

– О! Так заика Джек произнес по этому случаю проповедь? Говорят, на кафедре заикание у него пропадает.

– Да, вместе с остатками здравого смысла. Он нагородил там целый трактат, исполненный самого отъявленного идолопоклонства. Тему он выбрал такую: «Муж многомудрый, избавивший град от напасти». Я бы мог ему подсказать кое-что получше, например: «Всему на свете свое…»

– Погоди, – прервал его Пак, – а с какой это стати ты потащился в церковь слушать Джека? У вас тут был новый, законно назначенный проповедник – Уэйл Эттерсоул, большой мастер нагонять тоску.

Мистер Калпепер смущенно поерзал на месте.

– Невежественная толпа, – пробормотал он, – деревенские старухи и – кхем! – детишки… Алисон и другие… они привели меня за руки в эту разукрашенную кумирню. Стоило бы и впрямь донести на Джека, который упорно соблюдал нелепые обряды так называемой Церкви, основанные на каких-то древних небылицах. Я берусь вам доказать…

– Не надо, не надо! – засмеялся Пак. – Занимайся лучше своими звездами и целебными травками. Вот донес бы на Джека в магистрат, и пусть бы его оштрафовали. Как же это ты, Ник, оплошал?

– Просто я… я упал на колени, и молился, и плакал со всеми у алтаря. В медицине это называется истерическим припадком. Наверное, так оно и было.

– Что было, то было, – копаясь зачем-то в сене, пробормотал Пак. – Ну и сено же у вас! То колючки, то ветки… Разве это пища для лошади – ясень, дуб и терн?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Динь-динь-динь, зазвенел за поворотом знакомый велосипед. Это фельдшерица возвращалась от Моррисов.

– Ну как там двойняшки? – крикнула Уна.

– Все в порядке! – донеслось в ответ. – Крестины в следующее воскресенье!

– Что? Что? – Дан и Уна разом перегнулись через нижнюю створку двери, кое-как закрытая щеколда поддалась – и они вывалились наружу, облепленные сеном и листьями.

– Скорей, – торопила Уна, – надо же узнать, как их назовут!

И они припустили вверх по склону холма, крича и размахивая руками, пока фельдшерица с той стороны изгороди не сообщила им, как назовут близнецов.

А тем временем старый пони выбрался из незапертого сарая, и пришлось им еще побегать при свете звезд, загоняя его обратно.

Славные травы знали отцы,

Средства от всех болячек и бед —

Донник, Живокость и Бубенцы,

Рута, Вербена и Златоцвет,

Хмель, Кровохлебка и Змеевик

(Сколько в названиях колдовства!),

Тысячелистник и Базилик,

Мята, Красавка и Сон-трава.

Каждая былка, корень, цветок

Пращуров наших вылечить мог.

Дивные тайны знали отцы,

Вещие тайны трав и планет —

Марсу прислуживали Бубенцы,

Вестником Солнца был Златоцвет.

Всякому злаку обручена

Собственная его звезда:

Роза Венере посвящена,

Дуб – он Юпитеру служит всегда.

Просто и важно о том говорят

Книги, что пращуров тайны таят.

Дивные тайны наших отцов

Были с изъяном, правду сказать.

Славные зелья, в конце концов,

Запросто в гроб вас могли вогнать.

Спрашивать звезды о том, что за хворь,

Мучить больного в бреду и в поту,

Кровопусканьями пользуя корь, —

Глупости, если уж начистоту.

Много ошибок свершили они —

Пращуры наши – в прежние дни.

Но если в крае свирепствовал мор

И не вмещал новоселов погост, —

Как они дерзко шли вперекор

Немощи трав и бессилию звезд!

В двери, отмеченные крестом,

В улицы, выглоданные чумой,

Смело бросались они напролом,

Не замечая смерти самой.

Пусть не хватало знаний простых —

Мужество было знаменем их!

И если древний врач говорит,

И если верны слова мудреца,

Что впавших в смуту и скорбь исцелит

Прикосновение мертвеца, —

Тогда помогите нам, силы планет!

Тогда помогите нам, таинства трав!

Смущает нас разума зыбкий совет,

И сердце скорбит, слишком много познав.

Из глуби небес или бездны могил —

Верните нам пращуров веру и пыл!

Перевод Г. Кружкова

Перевод М. Бородицкой

Бывает друг, сказал Соломон,

Который ближе, чем брат.

Но прежде, чем встретится в жизни он,

Ты ошибешься стократ.

Девяносто девять в твоей душе

Узрят лишь собственный грех,

И только сотый рядом с тобой

Станет один против всех.

Ни обольщением, ни мольбой

Друга не обрести.

Девяносто девять пойдут с тобой,

Покуда им по пути,

Покуда им светит слава твоя,

Твоя удача влечет.

И только сотый тебя спасти

Бросится в водоворот.

И будут для друга настежь всегда

Твой кошелек и дом,

И можно ему сказать без стыда

О чем говорят с трудом.

Девяносто девять станут темнить,

Гадая о барыше.

И только сотый скажет как есть,

Что у него на душе.

Вы оба знаете, как порой

Слепая верность нужна.

И друг встает за тебя горой,

Не спрашивая, чья вина.

Девяносто девять, заслыша гром,

В кусты удрать норовят,

И только сотый пойдет с тобой

На виселицу – и в ад!

Перевод Г. Кружкова

С горки медленно катилась знакомая длинная подвода, запряженная пятью лошадьми. Возле задних ворот усадьбы она остановилась, и Лисий Мяч пошел снимать тормозные колодки. По-настоящему его звали Брейбен, но когда много лет назад, еще малышами, Дан и Уна спросили, что он такое везет, то им послышалось не «лес для мачт», а «лисий мяч». Так они его и окрестили.

– Эй! – крикнула Уна с верхушки поленницы, откуда они с Даном наблюдали за дорогой. – Вы куда едете? А нам почему не сказали?

– Да за мной только что послали, – отозвался Лисий Мяч. – В Кроличьей роще застряла в грязи здоровенная лесина, тут-то мы и понадобились, – и он махнул кнутовищем в конец упряжки.

Дан и Уна спрыгнули с поленницы чуть не под копыта переднему коню, вороному по кличке Матрос. Лисий Мяч никогда не позволял им кататься на самой подводе – там не было бортов – но они прицепились сзади, стуча зубами от дорожной тряски.