Прогулки по Испании. От Пиренеев до Гибралтара - Генри Воллам Мортон

Я бродил по Сантьяго, пока не пришел в маленький парк, в котором опознал парк Аламеда. Здесь Борроу встретил смертельного зануду Бенедикта Молла, искавшего зарытые сокровища. Потом последний автобус с ревом тронулся с площади, и предположив, что сон теперь возможен, я отправился в постель в своем номере с видом на площадь. Я решил, что долгая традиция паломнических неудобств достигла своей высшей точки в прикроватном светильнике: он не работал.

§ 8

Святым покровителем Испании является Иаков, сын Зеведея, член внутреннего апостольского круга, который, как нам рассказывают «Деяния апостолов», был предан в руки иудеев Иродом Агриппой и убит мечом. Можно датировать это событие последующей смертью Агриппы в 44 году н. э. Испанская легенда гласит, что за несколько лет до мученической смерти Иаков проповедовал Евангелие в Испании, а после его смерти группа преданных испанских учеников увезла останки морем из Палестины в Испанию в мраморном саркофаге. Когда они проходили мимо португальского побережья, святой спас жизнь человеку, которого унесла в море взбесившаяся лошадь — всадник с конем выплыли, покрытые раковинами морских гребешков, которые, как утверждают, с тех пор стали эмблемой святого Иакова. Останки святого были погребены неподалеку от нынешнего Сантьяго, утеряны и позабыты до 813 года, когда их указали хор ангелов и яркая звезда. Альфонсо III Леонский построил небольшую церковь над могилой, а позже она разрослась до собора.

Когда свирепый мусульманский визирь Аль-Мансур совершал свои набеги на атлантическое побережье в 997 году, городок Сантьяго существовал уже почти век; хроники говорят, что Аль-Мансур сжег его дотла и разрушил церковь, но не могилу святого Иакова. Раннехристианские писцы сообщают, что жестокий мусульманин въехал в церковь на коне и попытался заставить того пить из купели, но несчастное животное «разорвалось на части и умерло» — как согласятся все любители животных, это было чудовищно несправедливо. Говорят, могила апостола обязана своей сохранностью престарелому монаху, который молился там, не обращая внимания на ужасную суматоху вокруг. «Кто ты и что ты здесь делаешь?» — спросил Аль-Мансур. «Я служитель святого Иакова и возношу свои молитвы», — ответил старик. «Молись, — молвил Аль-Мансур, — молись сколько пожелаешь. Никто не станет тебе докучать». И приставил к могиле и старому монаху стража из своих свирепых воинов.

Гиббон отметил «огромную метаморфозу», преобразившую мирного рыбака с моря Галилейского в доблестного рыцаря, который поражал неверных во главе испанской конницы; и действительно, это событие стало одним из важнейших в ранней истории Испании. То, что один из главных апостолов сам пожелал приложить руку к выдворению неверных из Испании и вдохновлению маленьких христианских королевств севера, имело в те дни такое же политическое и стратегическое значение, как взрыв водородной бомбы сегодня. Внимание христианской Европы немедленно приковала страна, находившаяся несколько в стороне от главных путей христианства; а мудрые и дальновидные клюнийские монахи, хранители западного общественного сознания, быстро поняли, что главная европейская дорога должна пройти через Испанию в Сантьяго и заполниться паломниками из всех стран, которые создадут живой мост с Европой. С тех пор Иерусалим, Рим и Сантьяго-де-Компостела — в таком порядке — сделались тремя наиболее почитаемыми святыми местами Европы.

Из всех символов, которые пилигримы уносили с собой из Европы и с Востока, раковина морского гребешка святого Иакова была в Англии самой привычной, причем настолько, что в более поздние времена люди ошибочно полагали — а некоторые полагают и сейчас, — будто она является символом паломничества вообще. Но для человека средних веков она означала только одно: ее носитель побывал в Сантьяго. Несомненно, Сантьяго приобрел такую популярность у английских паломников, потому что был самой действенной святыней, до которой легко добраться из Англии; кроме того Иаков имел репутацию проворного и отзывчивого святого, который хорошо присматривает за своими паломниками. Выдаваемые в Сантьяго-де-Компостела индульгенции были почти так же хороши, как римские, а стоили куда дешевле. Корабли добирались до Ла-Коруньи из Англии около четырех дней, хотя порой и дольше. Желающие пройти трудный путь ради спасения души, конечно, всегда могли отправиться через Францию, забраться в Пиренеи к Ронсевалю и спуститься по «французской дороге», как ее называли, в Испанию. Но, пожалуй, неверно думать, что путешествие по суше было труднее, чем морское. По крайней мере, здесь была приятная компания в трактирах по ночам, еда и вино по дороге, а некоторые паломники проделывали в своих посохах отверстия, так что могли играть на них, как на флейтах, и развлекать себя и товарищей в темных ущельях и на унылых пустошах. Те же, кто отправлялся морем, как мы узнаем от человека, проделавшего этот путь во время правления Генриха VI, часто страдали от морской болезни, их высмеивали и дразнили моряки, они служили потехой капитану, и им приходилось спать на палубе, часто даже без соломы. Родился такой стишок:

Ты оставишь веселье и игры оставишь,

Коль к святому Иакову парус направишь.

И все же огромное число людей отправлялось в путь, и для истинно верующих трудности были существенной и необходимой частью паломничества. Регулярно корабли паломников отправляли из Англии в Ла-Корунью, известны и названия судов, и имена их владельцев, и даже количество пассажиров. Средняя несущая способность этих кораблей была шестьдесят человек, но самые большие, вроде «Святой Анны» из Бристоля, принадлежавшей человеку со зловещим именем Ричард Сторми[135], могли увезти две сотни. В 1434 году Генрих VI дал разрешение отправиться в Сантьяго двум тысячам четыремстам тридцати трем паломникам, при этом пилигримам запрещалось вывозить из страны золото и раскрывать ее секреты.

Одним из самых интересных паломников того периода был Уильям Уэй, первый член Итонского колледжа, который постоянно разъезжал ради удовольствия по всевозможным святым местам. Он отправился морем в Сантьяго в марте 1456 года на корабле под названием «Мэри Уайт» из Плимута и написал рассказ о своем путешествии, который дошел до нас. Он плыл в караване из нескольких кораблей: один был из Портсмута, другой из Бристоля, третий из Уэймута, а четвертый из Лаймингтона. Пока Уэй ожидал отплытия в Плимуте, к нему подошел человек из Сомерсета и попросил совета. Мол, он дал обет отправиться в Сантьяго, но добрался до Плимута и так разболелся, что опасается умереть. Он сказал Уэю, что предпочел бы умереть в кругу своей семьи, и спрашивал, вернуться ему домой или нет. «Я посоветовал ему, — говорит Уэй, — ехать к святому Иакову и сказал, что лучше умереть в пути, чем дома, ибо у святого Иакова паломникам дают индульгенции». Пилигрим, как и большинство просящих совета, остался недоволен услышанным, потому что ответ не совпадал с его мнением, и немедленно уехал домой. Уэй продолжил путешествие и, к своему удивлению, услышал продолжение этой истории в Испании, когда увидел того же человека в доминиканской церкви в Ла-Корунье. Оказалось, проковыляв мучительно по дороге в Сомерсет около двадцати миль, бедняга остановился, ужасно страдая от боли, в трактире, и полагал, что смерть уже рядом; но утром он пробудился совершенно исцелившимся от хвори и немощи. Он понял, что это дело рук святого Иакова, благодарно поспешил обратно в Плимут и возобновил свое паломничество.