Княгиня Ольга. Зимний престол - Елизавета Дворецкая

– Хватит! – Роман отмахнулся, морщась, и откинулся на подушки, пошевелил плечами, будто надеялся выползти из слишком тесной жизни. – Ох… Господи Боже мой… Ко мне Ты уже пришел, как Гог на землю Израилеву…

Он слабо двинул рукой, приказывая всем помолчать. Елена тихонько вздохнула со скорбным видом, Феофан и Сергий принялись беззвучно молиться, патриарх задумался о своем.

– Уж если Господь желает наказать… – пробормотал Роман, – то все сразу: и печень, и подагра, и Гог из земли Магог… А спасение одно – молитва и… Что ты предлагаешь, патрикий?

– Слава Богу, в этот раз мы получили весть о нашествии своевременно, – негромко, будто боясь потревожить царскую боль, заговорил Феофан. – И это дает нам возможность не допускать скифов в пределы страны и не расходовать на войну с ними деньги и войска. Не допускать, чтобы случились великие потрясения и обрушились горы. Нам вполне хватило бы прошлого раза: ты знаешь, что мы уже два года не получаем из Вифинии почти никаких податей, там начисто уничтожены и виноградники, и сады, и стада.

– А церкви и монастыри Божьи стоят пустые везде, где эти дьяволы прошли! – помрачнев, добавил патриарх. – Нашими священными покровами они теперь своих коней покрывают!

– Если тебе угодно меня выслушать, василевс, то я бы предложил даровать им мир…

– Чем они его заслужили? – стараясь не морщиться, но тяжело дыша, отозвался Роман.

– В том письме указано: Ингер заключил союз с пачинакитами, – Феофан кивнул на лист пергамента на одеяле. – А благодаря этому союзу они смогут угрожать нашим владениям в Таврии и достичь наших пределов конным войском. Я всегда готов, если будет твоя воля, вновь облачиться в доспех Льва августа, что ты милостиво даровал мне. Но в этом случае от «морского огня» будет мало толка, и десятью старыми хеландиями мы не обойдемся. Разве что сама Святая Дева…

– Господь, что ты хочешь от меня? – Роман закрыл глаза. – Послушай, патрикий… Я не могу… У меня нет сил разбираться еще и со скифами, когда сарацины… Я уже слишком стар для всего этого. Если еще есть время, попробуй их остановить. Отправь посольство… Дай им выкуп… как в прошлый раз. Делай что хочешь, но чтобы я больше о них не слышал. Не желаю видеть этих новых аваров у меня под стенами города…

– Это мудрое решение, его подсказал тебе сам Бог! Сколько бы золота ни пришлось отдать скифам ради мира, все оно со временем вернется к нам в обмен на вино, шелка и прочие изделия, что так желанны варварам, а производятся ромеями. В то время как снарядить и выучить воина стоит немалых денег, и в случае столкновения войска могут быть потеряны безвозвратно. Тем летом скифы под Гераклеей перебили две-три сотни катафрактов из тагмы Экскувитов, а замену им учить еще несколько лет!

Знаком Роман остановил его речь, перевел дух, потом поднял тяжелые веки и перевел усталый взгляд на Платона в углу:

– Где ты там, Аполлон? Давай твой ревень…

* * *

Близ нижнего течения Буга и Днестра лесные края постепенно сменялись степными. Дубравы, рощи ясеня, липы и сероствольного могучего бука постепенно редели, и за ними открывался степной простор до самого небокрая. Сейчас, в конце весны, степь пестрела цветами – верилось, что сама Жива прошла здесь, разбрасывая их из подола, как простые бабы сеют коноплю. И теперь желтые, лиловые, багряно-розовые пятна обильно усеивали зеленую травянистую степь, радовали глаз среди белесых метелок и пучков цветущего ковыля. А над всей этой красотой нависало небо – огромное, синее, с белыми мазками облаков, будто и там, в Перуновых полях, тоже цвел ковыль.

Близ моря, между устьями Днестра и Дуная, обитали уличи – или угличи, поскольку край их назывался по-русски Угол, а по-болгарски Онгул. Много веков владели этими землями кочевники – начиная с тех самых скифов, именем которых греки, по привычке не разбираться в варварах, и сейчас еще называли славян и даже русов. С этих мест предшественник болгарских царей хан Аспарух начинал завоевание Болгарской державы, а в последние века сюда постепенно проникали люди славянского языка – те самые угличи и тиверцы, что сейчас платили Ингвару дань. Но на эти же земли все увереннее наседали печенеги. Крыло Явдиертим тоже норовило брать дань с земледельческих поселений в обмен на обещание их не разорять. Уже не раз доходило до столкновений, и ясно было, что покоя в этих местах не будет еще долго.

Но сейчас князь русский Ингвар пришел в эти места с войском не как противник, а как союзник кангаров из крыла Явдиертим. Как и два года назад, по высокой весенней воде он привел со Среднего Днепра немалое войско: даже больше прежних двадцати тысяч. Два года он объезжал по зимам все подвластные ему земли и навещал союзные – раздавал дары, зазывал в будущее войско, обещал вечную славу павшим и богатую добычу уцелевшим. Видя шелк на шапках и кафтанах Ингваровых гридей, слыша их рассказы о том, как погуляли в царстве греческом, соблазненные дарами старейшины давали согласие на поход и снаряжали отроков и молодцев. Словены Поозёрья и Поволховья, кривичи северные и днепровские, поляне, саваряне… Дружины уличей и тиверцев присоединялись по пути. Ингвар сын Хакона, пятнадцатилетний племянник Ингвара киевского, привел из Ладоги две тысячи наемников-норманнов: их он и его отец раздобыли при помощи королевы Сванхейд и Бьёрна, старого конунга свеев.

– Расскажи, как ты к свейской княжне сватался, – в долгом пути вниз по Днепру часто просили отроки Ингвара-младшего, когда войско рассаживалось у костров ужинать и чесать языком перед сном.

– Мы с отцом приехали прошлой весной на остров Адельсё, где живет Бьёрн конунг, и он хорошо нас принял, – уверенно начинал отрок. Не в пример своему дяде-князю, он был рослым, светловолосым, с красивым лицом, умной и уверенной повадкой – просто загляденье. – Ну, довольно хорошо, потому что любезностью старый Бьёрн не отличается. Его боятся даже собственные сыновья – говорят, он знает тайное колдовство, чтобы отнимать силу у сыновей и забирать себе. Поэтому из его шестерых сыновей четверо уже умерли, иные – совсем молодыми. Остались только двое: Олав и Эйрик. Однако у Бьёрна имеется довольно много внуков и внучек. Олав – его старший сын, у него много детей. Старшие его дочери уже замужем. А из тех, что еще при родителях, старшей была дева по имени Фрейлауг. Тем летом, когда мы с отцом приехали на Бьёрко, ей было восемь лет от роду. А мне было тринадцать. И вот отец объявляет Бьёрну конунгу: так, мол, и так, мы просим в жены для сына твою внучку, Фрейлауг, дочь Олава. Бьёрн посмотрел на меня – а сам он сидел на своем престоле весь скрючившись, потому что у него болит спина, и при своих белых волосах и седой бороде он очень похож на снежного тролля, – и сказал: «Что-то жених ваш больно стар для нашей девчонки». Это он хотел посмеяться надо мной, сказав, что я, дескать, еще слишком молод для женитьбы. Но я ведь уже носил меч, поэтому не растерялся и ответил: «До тех пор, пока невеста достигнет надлежащего для свадьбы возраста, я, глядишь, и помолодею!» Бьёрн тоже засмеялся – как будто сухое дерево заскрипело – и сказал: «Ну, этот парень довольно умен. Посмотрим, что из него выйдет». Он дал согласие на обручение, и с тех пор меня прозвали Альдин-Ингвар – то есть Ингвар Старый.