День гнева. Принц и паломница - Мэри Стюарт

Он не закончил. Крик с топ-мачты заставил всех разом обернуться.

Низко над морем, хлеща дождевыми струями, будто ведьминой гривой, надвинулась на них буря. Тень ее неслась впереди по воде словно проклятье. Кормчий криком созвал всех наверх. Матросы разбежались по местам. Король, его рыцари, матросы схватились за то, что было к ним ближе.

Шквал налетел и ударил. В мгновение ока все скрыла стена дождя, все заглушил вой ветра. Почернел сам воздух. Небесные хляби разверзлись, потоки воды хлестали по лицам, заставляя людей закрывать глаза. Кораблик трясся и содрогался; вдруг застыл, будто налетел на скалу, потом накренился, стал на дыбы, взбрыкнул, словно испуганный конь. Натянулись, лопнули канаты. Скрипнул и застонал остов корабля. Где-то, предупреждая, оглушительно хрустнул шпангоут.

Шквал бушевал минут десять. Потом так же внезапно, как налетел, он унесся, спеша вслед за собственной испуганной тенью, а разметанный и потрепанный британский флот оказался прибит почти к самому побережью — так близко, что, казалось, можно было окликнуть дозорного, если бы было кого окликать. Но берег этот был Саксонским берегом, землей Западных саксов; и не стоило и надеяться при таком капризно менявшемся ветре и бурном море довести корабли до британских гаваней Думнонии или даже до спорного убежища в Гончарном заливе.

Глядя на лизавшие нижнюю палубу «Морского дракона» волны и на два ближайших к нему корабля, поврежденных и тяжело переваливавшихся в волнах, король отдал приказ.

Вот как вышло, что морская ведьма выбросила Артура на прибрежные земли саксов, где сын Сердика Синрик, который присматривал за убежавшими от бури последними судами своего флота переселенцев, отдыхал с дружиной на берегу после тяжкого перехода через Немецкое море. К нему с развалин римского маяка и прибежал, задыхаясь, дозорный. Три корабля — и еще множество других видны в отдаленьи — заходят в глубокую гавань к западу. На них нет штандартов, не видно значков, но, если судить по парусам и оснастке, это британские корабли, и они вот-вот причалят к берегу там, где у них нет на это прав. В быстро сгущавшихся сумерках дозорный не мог разглядеть, что флот неизвестных побит непогодой.

Синрик не знал, что о его переселенцах бриттам уже известно, и более того, что Верховный король и его регент одобрили такое переселение. Не знал он и о новом договоре Мордреда с Сердиком, открывшем саксонские берега для кораблей британцев. Он пришел к своим выводам. Его высадка не прошла незамеченной, и теперь переселенцев ждет сопротивление. Послав в глубь страны, к Сердику, гонца с донесеньем о том, что сын его вернулся домой и просит военной помощи, Синрик собрал своих людей, чтобы помешать британцам высадиться на берег.

Если б удалось не допустить столкновения двух армий, если б удалось выиграть хотя бы полчаса или час, чтобы два вождя успели узнать друг друга, обменяться гонцами, все могло бы закончиться хорошо. Но они столкнулись в сгущавшихся сумерках угрюмо-мрачного дня, и каждая сторона была настроена настаивать на своем, оставаясь слепой ко всему остальному.

Саксы, утомленные тяжелым штормовым плаваньем, по большей части не знали этой земли и потому были полны дурных предчувствий. Но при них были женщины и дети. Разгоряченные легендами о том, как сражались здесь со времен Хенгиста за каждую новую пядь земли, видя свое преимущество над вражьим войском, чьи корабли только-только подходили к берегу, саксы разобрали оружие и бегом бросились с пологого склона на прибрежную гальку.

Артур и впрямь оказался в прискорбно невыгодном положеньи. В войске его были сплошь бывалые бойцы и ветераны многих сражений, но едва оправившиеся от прошлой кампании и тягот плаванья. Но в одном ему повезло: грузовые суда, перевозившие конницу, прошли в поисках плоского пляжа для высадки дальше вдоль берега, так что тех лошадей, что не поранились в плавании, удалось благополучно переправить на сушу. Но эта отборная Артурова конница оказалась бесполезна против саксов Синрика. Артур и те рыцари, что были при нем, натолкнулись на вооруженных саксов, когда еще только выбирались на берег по крутому, усыпанному галькой и заливаемому приливом склону, и вынуждены были биться пешими и без привычного боевого порядка. Стычка вышла беспорядочная и для обеих сторон катастрофическая.

Перед самым наступлением темноты задыхавшийся гонец остановил подле Синрика взмыленного пони. Посланье передано. Сердик на подходе и новый король Британии с ним. Синрику приказано отступить.

Благодаренье небу, Синрик отступил с наивозможной скоростью и порядком. Его люди утекли в глубь острова в надвигавшуюся ночь, уводимые местными проводниками туда, откуда надвигалось войско Западных саксов.

Артур, изможденный, но невредимый, в молчаньи слушал рассказ того, кто своими ушами слышал саксонского гонца, выкрикивавшего свое донесенье.

— Саксов на нас вел сам Синрик, государь. А теперь он еще послал за помощью к отцу, и Сердик уже вывел войска. А с ним и новый король Британии. Я слышал, как они говорили, что он выступил против тебя на выручку Синрику и этим захватчикам.

Артур, усталый до полусмерти и оплакивавший потери, которые подсчитывали в этот самый момент, тяжело оперся на копье: король пребывал в растерянности и, что было до сих пор ему незнакомо, колебался. То, что под «новым королем Британии» подразумевают Мордреда, вполне очевидно. Но даже если Мордред и считал его, Артура, мертвым, он едва ли выступил бы бок о бок с саксами, чтобы перехватить британские военные суда, которые — это же ясно, как белый день — возвращаются домой с измотанными в боях Артуровыми полками, разве что… Разве что Константин был прав, и Мордред столь жаждет королевства, что готов пойти на предательство.

Послышались чьи-то шаги. Кто-то шел, оскальзываясь на скрежещущей гальке. Когда Артур повернулся, почти ожидая услышать у себя за плечом гневный голос с оркнейским выговором, с торжеством заявляющий, что эта стычка, дескать, бесспорное доказательство предательства, приблизился к нему паж.

— Мой господин, государь! Принц Гавейн ранен. Его корабль потерпел крушенье, причаливая к берегу, и принц был ранен, еще не успев выйти на сушу. Лекари полагают, он умирает.

— Отведи меня к нему, — произнес король глухо.

Гавейна перенесли на берег на носилках, которыми послужили доски, вырванные из обшивки потерпевшего крушение судна. Остов его с осклабившейся щепами пробоиной лежал, накренившись, на гальке у самой кромки прибоя. Берег вокруг был усеян людьми, мертвые лежали здесь вперемежку с умирающими, и тела их походили на груды мокрого тряпья.

Гавейн был в сознании, но Артуру хватило и взгляда, чтобы понять, что полученная им рана смертельна. По лицу последнего из сыновей Лота разлилась восковая бледность, и прерывистое дыханье со свистом вырывалось из его груди.

— Гавейн? Племянник? — Артур склонился над ним.

Бледные губы раздвинулись. Немного спустя Гавейн прошептал:

— Удача отвернулась от меня. И это в самом начале войны.

Войны, которой он так желал, войны, ради которой он почитай что трудился. Король отринул эту мысль и склонился ниже, чтобы смочить умирающему губы вином из походной фляги.