Не зови меня больше в Рим - Алисия Хименес Бартлетт

– Что-нибудь да должна знать, невозможно ведь совершенно отгородить человека от реальности. Росарио – уже далеко не девочка. И я уверена: они, приступая к делу, заручились ее согласием. Удивляет меня другое: как мы раньше не подумали об этом, пусть у нас и не было против нее никаких улик. И поверьте, я отнюдь не горю желанием привлечь ее к ответу, мне нужно только, чтобы она объяснила вещи, которые я ну никак не могу понять.

– Но если она скажет правду, то тем самым поставит себя под удар. К тому же я не так уверен, как вы, что она ее скажет, порой как раз люди слабые и проявляют невероятную силу сопротивления.

Я одним глотком допила свой кофе. Его горький вкус напомнил мне об Италии, и я подумала, что было бы очень кстати, окажись сейчас рядом с нами Абате. Пусть это выглядит явным противоречием, но, когда вместе с тобой работает человек, который принимает решения и готов управлять ситуацией, ты далеко не всегда оказываешься в проигрыше. Получается, что кто-то выполняет за тебя всю грязную работу, пока ты занята анализом фактов. Вот моя давняя мечта! Хотя, с другой стороны, сколько я возмущалась вторжениями Абате на мою профессиональную территорию! Сколько протестовала! Но таковы люди, такова я: зимой подавай мне жару, а летом – холод. Когда я сижу в городе, тоскую по зеленым полям, а оказавшись среди цветов и деревьев, тоскую по хорошему фильму в оригинальной версии. Можно подумать, что для меня непереносимо быть совершенно счастливой.

Мы решили поговорить с Росарио прямо в приюте, где она работала. Уж там-то мужа при ней точно не будет. Открывшей нам дверь женщине мы сказали, что из полиции. Вряд ли кого удивит желание полицейских побеседовать с человеком, у которого убили отца. Нас провели в маленький зал с покрашенными в небесно-голубой цвет стенами, на которых были развешены детские рисунки. Трудно придумать более успокаивающую обстановку – но именно такая обстановка менее всего соответствовала нашим целям.

Росарио очень долго не появлялась, я даже стала опасаться, что она сбежала; но нет, через десять бесконечных минут она вошла. На ней был халат, напоминавший школьную форму, и это только подчеркивало ее не по возрасту юный вид. Легко было заметить, как дрожат у нее руки. Она едва слышно поздоровалась с нами. Мы пригласили ее садиться. Я постаралась говорить нейтральным тоном – не успокаивающим и не угрожающим.

– Росарио, ваша сестра Элиса признала себя виновной в убийстве отца. Вы это знали?

– Да, – прошептала она.

– В своем заявлении она утверждает, что ее сестра Нурия не имела к преступлению никакого отношения. Всю вину целиком она берет на себя.

Росарио молчала, но из ее глаз немедленно двумя потоками хлынули слезы. Она даже не пыталась сдерживать их, не вытирала и вообще сидела не шелохнувшись. Я продолжила:

– Но нам известно, что она сказала неправду. Нурия знала, что Элиса хочет убить отца, и помогла ей найти наемного убийцу. Так все было, да?

– Я тоже знала, – прошептала она.

Я почувствовала, как напрягся Гарсон, и постаралась ничем не выдать собственного волнения. Мой голос звучал ровно и мягко:

– Да, вы ни в чем не участвовали, но знали, что задумали ваши сестры.

– Да, и я тоже хочу искупить свою вину. Я могла помешать им. Я не переживу, если они будут сидеть в тюрьме, а я останусь на свободе. Я знала, что они убьют его, и считала это правильным. – Подбородок ее дрожал, она крепко сцепила руки.

– А кроме того, они приказали убить еще двух человек, замешанных в том убийстве, да? Чтобы те не проболтались.

– Этого я не знаю.

– Разве вам не рассказывали, как развивались события?

– Нет, сестры щадили меня, они всегда старались щадить меня.

Забыв свои благие намерения, я почти что закричала:

– Но почему? Допускаю, что они ненавидели своего отца, что они ненавидели его всю жизнь, но Нурия вышла замуж, вы тоже, Элиса жила далеко… Почему именно пять лет назад они приняли решению покончить с ним? Что-то произошло? Что именно?

Теперь она не просто дрожала, тело ее ломали настоящие конвульсии, но я не отступала:

– Что произошло? Говорите, что произошло!

Ноги больше не держали ее, она согнулась пополам и, громко рыдая, повалилась на пол.

– Не знаю, я не могу сказать, нет.

– С ней совсем плохо, инспектор. Надо бы кого-нибудь позвать, чтобы ей помогли.

И тут я поняла, что пора разжать челюсти. Что я тоже потеряла над собой контроль и надо взять себя в руки. Росарио лежала на полу, сжавшись в клубочек.

– Позовите директрису, Гарсон, – сказала я и, не оглядываясь, вышла.

Что ж, было бы преувеличением сказать, что мы добились всего, за чем пришли, но кое-чего все-таки добились. Росарио призналась: она знала о подготовке убийства, мало того, она хотела, чтобы оно совершилось. Картина получилась бы полной, если бы она открыла нам главный мотив преступления, но теперь докопаться до него будет гораздо легче. Уже выйдя на улицу, я обернулась к Гарсону:

– Поторапливайтесь, у нас очень мало времени.

– Мы пойдем с этими новостями к судье Муро?

– Быстрее, черт возьми! Сейчас они позвонят мужу Росарио, и там такое начнется!.. Пошли отсюда быстрее!

Мы переступили порог женской тюрьмы, прекрасно отдавая себе отчет, что у нас нет санкции судьи, позволяющей снова допросить Элису Сигуан. Однако в тюрьме нас хорошо знали, поэтому про соответствующую бумагу никто и не вспомнил. Элиса тоже не удивилась, увидев нас; она либо плохо знала свои права, либо ей на них было просто-напросто наплевать.

Она старалась сохранять прежние выдержку и твердость, но к ним, пожалуй, прибавилась еще некая безучастность, которая словно пеленой затянула ее взгляд и замедляла движения.

– Как дела, сеньоры? Зачем я понадобилась вам на сей раз? – спросила она с налетом вялого цинизма.

Мой ответ прозвучал словно выстрел:

– Ваша сестра Росарио во всем созналась.

Элиса разом переменилась, теперь она была похожа на кошку, которая выгибает хребет, готовясь к нападению. Мне показалось даже, что я вижу, как волосы у нее на голове встают дыбом, а руки, протянутые ко мне, растут в длину. Я здорово испугалась и подумала, что вот сейчас она кинется на меня, но всю свою ненависть Элиса сконцентрировала в словах:

– Что вы с ней сделали? Что вы сделали?

– Ничего. Мы побывали в приюте, где она работает, сказали, что хотим поговорить с ней, и она согласилась. Но, прежде чем началась наша беседа, она по собственному почину сообщила, что прекрасно знала о планах убийства отца. А еще она сказала, что Нурия виновата не меньше, чем вы.

– Будьте вы прокляты, инспектор, всеми силами души проклинаю вас! Как вы могли пойти к ней, зная, какая она слабая и ранимая! Вы показали, как мало в вас человечности, вы показали…