Зависть: теория социального поведения - Гельмут Шёк

он) не испытывали по поводу неравенства того чувства вины, которое всегда терзало его, когда он тратил деньги на самого себя:

«Хорошо понимая, что у нас нет денег, раздираемый жалостью к отцу [он был неудачливым изобретателем. – Г.Ш.]… я испытывал укол вины всегда, когда родители покупали мне книги или игрушки. Это продолжалось и позже, когда каждый костюм, купленный мной для себя, означал, что я смогу гораздо меньше обычного послать родителям. Одновременно у меня возникла сильная неприязнь к явно богатым людям – не потому, что они могли многое себе позволить (зависть играет в социальных конфликтах гораздо меньшую роль, чем обычно считают), но оттого, что они не испытывали при этом чувства вины. Таким образом, я спроецировал свои личные затруднения на структуру общества в целом».

К сожалению (для удобоваримости текстов современных социальных критиков), очень немногие из тех авторов, для которых решением их проблем стал социализм, достигли того уровня понимания, на которое оказался способен Кестлер[443].

Может ли рвение, с которым человек социалистических взглядов призывает к обществу, где, как он предполагает, все будет социально справедливым, проистекать в первую очередь из его потребности воплотить, по крайней мере применительно к обществу как абстракции, тот идеал, недостижимость которого в своей личной жизни он осознает, – идеал справедливого общества, в котором никто не будет вынужденно испытывать чувства вины перед завистью других к его неравному с ними положению?

Утверждение, что в зависти виноват тот, кому завидуют (и следовательно, собственность – это не только кража, но и зависть других людей), этот излюбленный тезис левых писателей, столь же лицемерно и, доведенное до своего логического заключения, столь же абсурдно, как и утверждение, что у завистливого человека никогда не бывает справедливых поводов для негодования. Однако нет такой формы человеческого существования, которая дала бы нам возможность освободиться от «вины», заключающейся в пробуждении чужой зависти. В этом источник того всеобщего, бессмысленного чувства вины, влияние которого в последние 100 лет было таким деструктивным и дезориентирующим. Угрызения совести (социальной совести) и наивное предположение о том, что в принципе возможно общество, которое либо было бы бесклассовым, либо не провоцировало бы зависть каким-то иным способом, несут ответственность за присоединение к левым движениям большого числа людей из средних и высших классов; кроме того, они сделали вербовку шпионов в верхних слоях западного истеблишмента относительно простой задачей для коммунистических стран.

Стремление к такому обществу, где никто не мог бы быть «виновен» в зависти, в рессентименте, в алчности другого, – безнадежно, а потому либо нечестно, либо наивно. Такое общество не могло бы функционировать. В нем не было бы даже элементарных институтов, поддерживающих и сохраняющих те преимущества цивилизации, которых мы сумели достичь; оно не могло бы допускать никаких улучшений, а также не было бы способно воспитать новое поколение. В конце концов оказалось бы, что неравенство между детьми и взрослыми в сфере собственности и дискреционных полномочий в отношении образовательных средств так же невозможно сохранять, как и неравенство между людьми одного и того же возраста. Ведь эгалитарную утопию сводит на нет в первую очередь существующая в любом обществе возрастная иерархия. Между поколениями имеется значительное напряжение и рессентимент, и у примитивных народов неслучайно предусмотрены тщательно разработанные церемонии для канализирования этих чувств. Не требуется особенно живого воображения, чтобы понять, до какой степени в обществе, где возраст был бы единственной различительной особенностью, люди разного возраста были бы одержимы возникающими в связи с этим противоречиями.

Будь тем, что ты есть

Императив «Будь верен самому себе!» составляет ядро множества моральных систем, и христианских, и нехристианских, однако, ничто не вызывает у людей таких подозрений, как это – «быть самим собой». Причину не нужно долго искать: чем в большей степени человек действительно верен самому себе, тем болезненнее будет для других сравнение с ним, поскольку индивиды могут быть равны только тогда, когда каждый из них скрывает свою истинную сущность.

Введенное Дэвидом Рисманом понятие «личности, ориентированной на другого», по его мнению, типичной для современных США, представляет собой образец социально ожидаемого поведения в культуре, павшей жертвой эгалитаризма.

Турнье безжалостно описывает эту диктатуру других внутри нашего «я»: «…мы чувствуем себя виновными… за то, что мы поддаемся парализующему страху, приспосабливаемся к нашему окружению… находимся в плену бесплодного конформизма; за то, что мы не те, кто мы есть на самом деле. …Здесь четко проявляется противопоставление ложной вины, внушенной обществом, и ответственности за себя перед Богом. …Один поэт рассказывал мне, что, когда он начинает писать, он всегда испытывает чувство вины, потому что живо ощущает, как его критикуют за то, что он впустую тратит время, занимаясь бумагомаранием, вместо того чтобы зарабатывать на жизнь»[444].

В своей замечательной книге о детях в кибуцах М. Спиро описывает почти идентичный случай: молодого человека, который после каждого стихотворения испытывал угрызения совести по отношению к своим товарищам по общежитию, не умевшим писать стихи[445].

Существует тип человека, постоянно пытающегося искупить свою вину за то, что он вообще появился на свет. Когда ему нужно сказать что-нибудь, чтобы выразить собственное мнение или то, что могут счесть его мнением, он обставляет это бесчисленными извинениями и оговорками. Он отказывается от наград, знаков отличия и подарков и всегда выбирает самый неудобный стул в комнате. Этот тип личности описан в литературе многих культур и народов. Его крайнее проявление – обязательный для любого китайца, когда он встречается с кем-то равным себе по положению, ритуал, требующий, чтобы ни у одного из участников встречи не могло возникнуть впечатления, что другой хотя бы намеком продемонстрировал свое превосходство.

Мы не одиноки, когда считаем это универсальным способом человеческого поведения, с помощью которого человек стремится предотвратить или умиротворить зависть, потенциальную или реальную. Многое из того, что постепенно, с ходом истории стало в конкретных обществах хорошими манерами или вежливостью, в основном состоит из правил поведения, предназначенных для того, чтобы избежать зависти других. Вероятно, можно говорить об «избегании престижа» как об особой форме избегания зависти. Во всех культурах, от наиболее примитивных до наиболее развитых, существуют различные степени ограничений, налагаемых на любой способ самовыражения, потенциально способный вызвать зависть. Случаи, когда такое поведение становится настолько неестественным и преувеличенным, что препятствует нормальной жизни, описаны в трудах по психопатологии.

Завистливый гость

Благодаря одному из своих пациентов, 22-летнему американскому ветерану Второй мировой войны, психиатр Роберт Сейденберг получил возможность поразительно точно описать связь между скромной предупредительностью и вытесненной завистью. Вот его описание:

«Это индивид, который