Манускрипт всевластия - Дебора Харкнесс

Я зажала порез. Боль, удивительно сильная, нагнетала панику.

Нет, сказал мне чей-то знакомый голос. Не поддавайся боли.

— У меня есть и другие способы отыскать спрятанное, — заверила Сату. — Я вскрою тебя, Диана, и дознаюсь, что у тебя внутри. Посмотрим, надолго ли у тебя хватит упрямства.

Кровь отливала от головы, в глазах мутилось. От кого мы должны скрывать наши тайны, Диана? — спросил тот же голос.

От всех, машинально ответила я, словно мне каждый день задавали такие вопросы. В тот же миг за моим ненадежным барьером, которым я раньше вполне успешно отгораживалась от любопытных сородичей, закрылись другие, куда более крепкие двери.

Сату улыбнулась, сверкая глазами.

— Один секрет есть — посмотрим, на что еще ты способна.

Повинуясь ее чарам, я сделала оборот в воздухе и снова упала на пол, теперь ничком. Вокруг меня кольцом вспыхнуло ядовито-зеленое пламя.

Что-то раскаленным железом прошлось от плеча к плечу, спустилось до талии, повернуло обратно. Я, скованная чарами, не могла даже пошевелиться. Желанная тьма, окутавшая было меня, скоро прошла, и боль вспыхнула с новой силой.

Она вскрывает меня, как обещала, с ужасом поняла я. Чертит магический круг прямо на мне.

Держись. Будь храброй, приказал голос.

Я поползла вдоль корней, снова проступивших из-под земли. За огненным кольцом сидела под яблоней моя мать.

— Мама! — Я тянулась к ней, но чары Сату держали крепко.

Мать, впившись в меня глазами — они были темнее, чем мне запомнилось, но в остальном совсем как мои, — поднесла к губам призрачный палец. Вложив в кивок всю оставшуюся энергию, я успела подумать о Мэтью. После этого не было уже ничего, кроме боли, страха и смутного желания уснуть навсегда.

Прошло, должно быть, много часов, прежде чем раздосадованная Сату швырнула меня в дальний угол. Все это время она терзала мою спину, бередила рану на руке и подвешивала меня за лодыжку, издеваясь над моей неспособностью улететь от нее. Напрасно старалась — к моим секретам она не приблизилась ни на шаг.

Сату металась по залу, рыча от ярости, стуча по камню своими низкими каблуками. Я приподнялась на локте, силясь догадаться, что она замышляет теперь.

Держись. Мать, заливаясь слезами, все так же сидела под яблоней. «В ней больше мужества, чем я думала», — говорила Изабо Марте. «Храбрая моя девочка», — шептал на ухо Мэтью. Моя улыбка, посланная матери в утешение, взбесила Сату еще сильнее.

— Почему ты не защищаешься? Ведь ты же можешь, я знаю! — Она выбросила руки вперед, бормоча что-то, и я свернулась клубком. Острая боль в животе напомнила мне о выпотрошенном теле отца.

Это будет следующим этапом, подумала я, и мне почему-то сделалось легче.

Очередное заклинание поволокло меня по полу, по неровным плитам и горбатым корням. Руки, закинутые за голову, тянулись через всю Овернь к Мэтью.

Точно так же выглядело тело матери в меловом нигерийском кругу.

Диана, послушай меня, отозвалась она на мой крик. Тебе будет казаться, что ты осталась совсем одна. Я снова была ребенком и сидела на качелях, подвешенных к яблоне на заднем дворе нашего дома в Кембридже. Стоял август. Лужайка пахла скошенной травой, духи матери — ландышем. Можешь выдержать это, если я попрошу?

Я кивнула, оцарапав щеку о камень.

— Нам не хочется этого делать, сестра, — сказала Сату, перевернув меня на спину, — но приходится. Ты все поймешь, когда забудешь своего Клермонта — поймешь и простишь меня.

Черта с два. Я буду являться тебе до конца твоих дней, если он не убьет тебя раньше.

Сату подняла меня с пола и направила по воздуху вниз по лестнице, в подземелье. Услышав позади шорох, я оглянулась.

Десятки призраков, испуганных и печальных, следовали за нами погребальной процессией. Сату, несмотря на все свои таланты, их, похоже, не видела — и мать ей тоже не дано было видеть.

Заметив, как она двигает вручную тяжелую колоду, я приготовилась падать, но она схватила меня за волосы и сунула в темную дыру. Оттуда пахнуло смертью, призраки застонали.

— Знаешь, что это такое, Диана?

Я молча помотала головой — страх и изнеможение сдавили мне горло.

— Каменный мешок. — Призраки принялись повторять эти слова друг другу, морщинистая старушка расплакалась. — Место забвения. Люди, которых бросали сюда, сходили с ума и умирали от голода, если не разбивались сразу. Без помощи сверху отсюда не выбраться, а помощь никогда не приходит.

Призрачный юноша с раной на груди кивнул, подтверждая ее слова.

— Ты, однако, не будешь забыта. Я отправляюсь за подкреплением. Ты не поддалась одной из ведьм Конгрегации — посмотрим, что ты сможешь против трех чародеев. Мы уже проделывали такой опыт с твоими родителями. — Сату, не отпуская моих волос, спланировала вместе со мной на шестьдесят футов вниз. Цвет и состав каменных стен менялись по мере снижения.

— Пожалуйста, не оставляй меня здесь, — взмолилась я, когда Сату бросила меня на пол. — Нет у меня никаких секретов. Я не умею пользоваться собственной магией и не знаю, как получить рукопись.

— Ты дочь Ребекки Бишоп. Сила у тебя есть, я чувствую — она только и ждет, чтобы ее выпустили на волю. Твоя мать, окажись она здесь, попросту улетела бы. — Сату посмотрела вверх, где густо лежала тьма. — Но ты не в нее пошла, верно? Разве что внешне.

Она согнула колени, вскинула руки, оттолкнулась и взмыла к свету, превратившись в расплывчатое, белое с синим пятно. Высоко надо мной затворился люк.

Здесь меня Мэтью никогда не найдет. След мой давно остыл, запах развеялся по ветру. Придется выбираться самой, пока сюда не прибыли Сату, Питер Нокс и еще некто третий.

Я перенесла вес на одну ногу, согнула колени, подняла руки и оттолкнулась от пола, как Сату. Никакого эффекта. Я закрыла глаза и стала вспоминать, как танцевала с Мэтью в гостиной — может, это мне поможет взлететь? В итоге я снова задумалась о Мэтью и о тайнах, которые он скрывал от меня. Я начала всхлипывать, вдохнула воздух своей темницы, закашлялась и хлопнулась на колени.

Мне удалось немного поспать, насколько позволяла болтовня призраков. Большим их достоинством был слабый свет, который они излучали, перемещаясь с места на место. Молодая женщина в лохмотьях напевала что-то, глядя на меня пустыми глазами. Монах, рыцарь в доспехах и мушкетер заглядывали в еще более глубокую яму — она наводила такую жуть, что я не решалась к ней подойти. Монах при этом читал заупокойную службу, а мушкетер пытался достать что-то снизу.

Мой разум искал забвения, устав бороться со страхом, болью и холодом. Чтобы сохранить рассудок, я стала повторять вслух последние страницы «Авроры»:

— «Я есмь связующее звено — я посредничаю меж элементами, приводя их в согласие, — бормотала я немеющими губами. — Я увлажняю то, что сухо, и сушу то, что влажно, делаю твердое мягким и мягкое твердым. Я — конец, возлюбленный мой — начало. Я вмещаю в себе весь труд созидания, и все знание сокрыто во мне».