Гнев истинной валькирии - Райчел Мид

Джастин не лгал. Он прижимался к ней всем телом и смотрел в ее бездонные сине-зеленые глаза. Он был готов подчиниться силе, которая бросала их друг другу в объятия. Он хотел слиться с ней, навсегда потеряться в этом чувстве: в мире, где им обоим не мешали ни боги, ни политические условности. К сожалению, такой реальности не существовало.

– Не нужны… – повторил он. – Но…

– Никаких но! – сказала она.

Она была возбуждена, но в глазах мелькнула хитринка: наверное, Мэй готовилась к подобному повороту беседы.

– Хватит с меня игр. Мои чувства к тебе не изменятся, даже если ты снова попытаешься меня разозлить. Не ходи на ужин и останься со мной. Не хочешь здесь – поехали ко мне. Мы будем ночь напролет заниматься любовью, а потом ты мне наконец расскажешь все без утайки – поделишься со мной своими секретами, облегчишь душу. Почему ты так долго отталкивал меня? А потом мы снова займемся любовью…

И она вновь приникла к его губам в поцелуе, и он забыл, что хотел сказать. Жизнь его балансировала на тонкой грани, и ему безумно хотелось раствориться в ее объятиях. Это был бы самый простой выход. Но как бы он ни старался, как ни пытался забыть, к нему опять возвращались пророческие слова из давнего сна: «Ты сразу узнаешь ее по короне из звезд и цветов, и когда ты возьмешь ее на ложе и потребуешь ее для себя, ты поклянешься мне в верности».

И старый страх вернулся, а Джастин глубоко задумался, не обернулось бы все совсем иначе, если бы перед этим ему не позвонил Хансен. Возможно, если бы тот не напомнил об обязанностях жреца, Джастин откинул бы все – и поклялся бы в верности богу. Но теперь Джастин, несмотря на заволакивающую зрение пелену желания, живо представил себе жизнь, проведенную у Одина на поводке. Ему бы пришлось отдать себя пастве, сплошь состоящей из Хансенов…

– Нет! – воскликнула она. – Не обманывай меня!

– Я не обманываю! – произнес он, пытаясь сесть. – Я скажу тебе правду, насколько это возможно по крайней мере.

Она тоже села, еще раскрасневшаяся, с разметавшимися по плечам волосами. И он едва не поддался искушению упасть к ней в объятия и почувствовать ее губы на своих губах. Но в ушах грозно прозвучали слова Одина о клятве в верности.

Тогда он просто взял ее руки в свои, хотя опасался даже такой малости – одного легкого прикосновения могло быть достаточно, чтобы сдаться. Затем посмотрел Мэй в глаза:

– Послушай меня внимательно. Ты права, все, что я говорил про повторные свидания и прочее, – это ложь. Вранье, рожденное страхом перед настоящими отношениями и еще кое-чем. Я постараюсь объяснить чем. Знаешь, Мэй… у меня есть только ты, и никого больше мне не надо. Я понял все еще в Панаме, когда я увидел тебя и мир вокруг замер, но я тогда был глуп и боялся признаться в этом самому себе. И только в Аркадии я в полной мере осознал, что я, может так статься, никогда уже тебя не увижу. А все остальное по сравнению с тобой – пепел на ветру, он развеется и будет забыт. А ты… ты – настоящая. Ты – огонь, который поддерживает мое существование. Единственная. Меня тянет к тебе – и только к тебе. И если бы я мог заняться любовью – не выключая свет – и рассказать все, что тяжким грузом лежит у меня на сердце, я бы так и сделал. Поверь мне, Мэй. Я обязательно бы так и поступил, но…

– Джастин… – Она потянулась к его лицу, но он оттолкнул ее руку.

– Нет, не сейчас. Я очень хочу быть с тобой, но мы с тобой оказались заложниками страшных сил, которым плевать на наши интересы. Ты говорила, что когда ты пешком пробиралась к границе, то нечто заставило тебя поверить в благость богов. Не знаю, я пока не сталкивался с чудесами… Я многое не могу объяснить, но ты должна знать: физическая близость для нас с тобой – это точка невозврата. Последствия будут необратимы. Мы станем абсолютно бессильны и не сможем ничего изменить.

– Что же нам делать? – спросила она. – Обходиться без физической близости? Тебе это нужно?

На мгновение он задумался. Как странно. Отношения… но не физические. Но ни она, ни он такого в принципе не выдержат. Хотя само ее присутствие для него утешительно, и надежду у него не отнимешь. Он не хотел лишаться этого счастья, но Джастин себе уже не доверял. И ей тоже, если быть честным. Однажды они поддадутся искушению, и он окажется у нее в объятиях и… в руках у Одина.

– Не знаю. Но мне нужно другое. Сейчас надо держать дистанцию, – пробормотал он наконец.

Мэй сидела неподвижно и вдруг взорвалась:

– Неужели ты способен говорить мне такое?! Как у тебя язык поворачивается сказать, что ты меня хочешь и, кроме меня, у тебя никого нет… но мы почему-то не можем быть вместе?!

– Представляю, как все для тебя звучит, – мрачно отозвался он.

– Нет! – отрезала она. – Не представляешь. И что еще ты от меня скрываешь?

«Ты – женщина, которую бог избрал для меня, и если я буду с тобой, я стану служить ему на веки вечные», – пронеслось у него в голове.

Он не произнес вслух ни слова, а ведь она наверняка поняла бы его. Однако Джастин боялся, что она все-таки не поймет. Будет упорствовать на своем. И заявит, что служба богу – вполне резонная цена для их счастья. И, глядя на нее, на ее прекрасное лицо, глядя в ее полные любви глаза, Джастин подумал: «А ведь я послушал бы ее и согласился».

– Я пока не могу тебе рассказать, – произнес он, отпуская ее руки. – Прости меня, Мэй. Если бы мы могли быть вместе, если бы все было просто, клянусь, я бы сделал, как ты хочешь. Но сейчас – нет. Прости.

– Джастин…

В голосе ее прозвучала затаенная боль, и его сердце тотчас заныло, но он не успел утешить ее, потому что за дверью послышались чьи-то шаги.

Дверь оставалась прикрытой, но кто-то ее распахнул. Раздался голос Руфуса:

– Коскинен? Вы… да…

Руфус возник на пороге, понял, что стал свидетелем интимной сцены и попятился.

– Извините, я…

– Ничего страшного.

Мэй поднялась с кровати и быстро провела ладонью по лицу.

– Мне пора. Что-то случилось?

Руфус замялся:

– Нет, мэм. Я решил попрощаться. Не знаю, сказал ли вам доктор Марч, но я вынужден вас покинуть. Я отбываю в свое последнее дежурство.

– Руфус, – ровным голосом произнесла Мэй. – Джастин мне много чего рассказал, но про это ничего не сообщил. Ладно, что поделаешь, давайте я вас провожу. А ему нужно одеваться к ужину.

Джастин подумал, что она уйдет, не оглядываясь, но она замерла на пороге и посмотрела на него. Взгляд у нее был такой, что он понял: вымолви он хоть слово, она развернется и бросится к нему.

Но он промолчал. Она кивнула на прощание:

– Хорошо вам повеселиться сегодня вечером.

А потом повернулась и ушла.

Мэй удалось не заплакать. Она попрощалась с Руфусом, поблагодарила за проделанную работу и заявила, что с удовольствием возьмет его обратно. Она держалась стойко, когда с ней прощались все по очереди. Синтия, Тесса и Квентин обнимали ее, рассказывая, как волновались, не меньше чем за Джастина. Но когда она села на поезд в центр, на глаза навернулись слезы.