Гнев истинной валькирии - Райчел Мид

– Не знаю, – тихо проговорила Мэй. – Мне бы в душ. Но я не хочу возвращаться в свою квартиру.

– Без проблем, – отозвался Джастин. – Я, к счастью, могу помочь.

Они сели на фиолетовую линию и поехали к нему. Домочадцы уже спали, кроме преторианца, который нес ночное дежурство. Это был парень из другой когорты, приятель Дага, и его присутствие напомнило Мэй, как она безобразно ошиблась сегодня. Она отослала его, сказав, что подежурит сама. Мол, иди и отдохни, сегодня же суббота. Он с радостью послушался и был таков.

Джастин отправил ее в ванную рядом со своей спальней – просторную, раза в три больше, чем в ее жилище. Мэй провела там минут сорок, отскребая невидимую грязь и отмокая в мыльной пене. Когда она выбралась из душа, то сквозь клубы пара увидела: Джастин заботливо подсунул ей смену одежды: мужскую футболку и пижамные штаны на шнурке. Она переоделась и побрела в спальню. Джастин лежал в кровати и читал, одетый, точь-в‑точь как она. Но Мэй это совсем не развеселило – напротив, к горлу подступил комок. Обычно он спал в трусах, а штаны и футболку явно надел из сочувствия: на случай, если вид его полуобнаженного тела будет ей неприятен после недавнего кошмара. А самое грустное, он был в принципе прав. Она знала, что перед ней – настоящий Джастин, но самозванца оказалось сложно забыть.

А затем, к своему и его удивлению, она забралась в кровать и легла рядом с ним. Она избегала его прикосновений. Но сейчас Мэй захотелось почувствовать тепло человеческого тела. Она положила голову ему на грудь, и спустя несколько минут он осторожно обнял ее. И так они лежали долго-долго, а потом Джастин прошептал:

– Прости.

– За что?

Он сглотнул и решился:

– Я во всем виноват. Если бы я не струсил, если бы не отверг тебя, если бы остался с тобой и не поехал на эту паршивую вечеринку…

– Джастин, – перебила она, – ты вообще ни в чем не виноват.

– Я‑то на службе у этого бога. И мне следовало бы не выпендриваться, признать свое поражение и принести присягу. По крайней мере тогда бы я получил то, чего я так страстно желаю. – Он ласково убрал волосы с ее лица. – Мэй, я могу быть с тобой, только если поклянусь ему в верности и стану его жрецом. Раньше я не хотел, а теперь мне все равно. Ради тебя, Мэй, я готов присягнуть.

Его слова поразили Мэй в самое сердце. Особенно тяжело их было слышать после того, как она разочаровалась в покровительстве Фрейи.

– Нет, – произнесла она наконец. – Я не согласна. А ты не ошибся. Они превращают твою жизнь в хаос, а потом заставляют за это платить. Ты не подчинился и правильно поступил. Теперь я во многом разбираюсь, и меня радует, что ты сделал свой собственный выбор. Будь свободен, не поддавайся им. Вот что важно.

– Сейчас, – странно ломким голосом ответил Джастин, – самое важное для меня – это ты, Мэй.

Он легонько поцеловал ее в лоб, а она подняла голову и потянулась к нему губами. Немного поколебавшись, он наклонился и поцеловал ее – крепко. И одновременно нежно – в отличие от жуткого двойника. Поцелуй он затягивать не стал и палку не перегнул. На нечто более серьезное Мэй в данный момент не была способна, и Джастин это понимал как никто другой.

А когда он уснул, Мэй подумала, что если бы в ней опять взыграло желание, она бы не стала заниматься любовью. Не смогла бы, после того что он ей открыл. Последний кусочек головоломки занял свое место, и она ощутила ликование: Джастин проявил истинную стойкость! Сегодня вечером она на собственном опыте убедилась, что боги приносят в жизнь смертных только путаницу и зло. Богиня обещала ей славу, и что же? Она не сумела защитить ее. Нет никакого высшего предназначения, точнее, служение связано с другими – весьма жесткими – обязанностями. И Мэй опасалась, что Джастин, похоже, еще не до конца осознал это. А она не хотела, чтобы он стал рабом потусторонней силы из-за чувства к ней. Лучше им обоим держаться подальше от сверхъестественного. Увы, это было проще сказать, чем сделать.

Однако спустя час Мэй нашла решение. Она бесшумно выскользнула из объятий Джастина и поднялась с кровати. Он не выключал свет, чтобы ей было комфортнее, и на пороге спальни Мэй оглянулась, запоминая каждую черточку его безмятежного лица. А потом нажала на кнопку ночника. Выйдя из дома, она позвонила преторианцу, который должен был заступить на дежурство с раннего утра. Она попросила его приехать прямо сейчас, а затем вызвала машину. Она собралась отправиться далеко за город – а туда общественный транспорт почти не ездил, да и поздно уже было. Мэй запрокинула голову, оглядела ночное небо. В темных облаках сверкнула молния: надвигалась летняя гроза. Но показался преторианец, а вскоре и автомобиль, и Мэй запустила часового в дом, а потом села в машину.

Когда она выбралась из такси, дождь лил вовсю, и пока она бежала к особняку, то успела вымокнуть до нитки. Дворецкий очень удивился, увидев даму в таком виде, и оставил ее обтекать посреди обширного холла. Сперва он отказывался выполнить ее просьбу, но Мэй назвала свое имя и настояла на том, что вопрос не терпит отлагательств. В конце концов она убедила слугу разбудить хозяина дома, которому они оба подчинялись.

Генерал Ган спустился по ступеням винтовой лестницы через десять минут, запахивая пышный бархатный халат. Выглядел он как обычный человек, которого разбудили посреди ночи, – то есть усталым и сонным. При виде озябшей Мэй он вскинул брови, и она знала, что он сейчас скажет: генерал вспомнил дождливую ночь, когда она, босая и мокрая, прибежала к нему в гостиницу, чтобы вступить в армию.

– А, Коскинен, – любезно кивнул он. – Вам, похоже, пора обзавестись зонтиком.

Мэй вытянулась и по-преториански приветствовала его. Впрочем, вряд ли она выглядела достойно – растрепанная да еще в мужской пижаме. Хотя, с другой стороны, в прошлый раз она заявилась к нему в мокром розовом коктейльном платье и босая…

– Генерал, – отдав честь, сообщила она. – Я прошу прощения за столь поздний визит, но я бы хотела попросить вас об одолжении.

Джастин не удивился, когда проснулся и обнаружил, что Мэй в кровати нет. Ей спать не нужно, а он не страдал излишней самонадеянностью, чтобы предполагать, что она, покоренная его невероятным обаянием, пролежит у него под боком до утра.

«Она на кухне», – сообщил Гораций. Кстати, ворон долгое время молчал и вдруг заговорил. Точнее, оба ворона не проронили ни слова, пока разворачивались страшные события прошлой ночи. Странно, совсем не похоже на них. История была как раз в их вкусе, чтобы каркать и комментировать происходящее.

Но он позабыл о Горации и Магнусе, пока плелся из спальни по коридору. Теперь в его голове клубились совершенно другие мысли. Он очень беспокоился за Мэй, и чувство вины не отпускало. Однако он смирился с судьбой. А еще он был полон надежд: последние преграды между ними пали, и не важно, чего это ему будет стоить, он найдет отвратительного ублюдка и…

Но течение его мыслей внезапно прервалось, а сам он столь же резко, до скрипа, затормозил на пороге кухни. Мэй действительно была здесь, как Гораций и предупреждал, – облаченная в преторианскую форму.